Она в задумчивости сощурилась, затем всплеснула руками.
— Глупая, как я могла забыть о том, что смертные не знают никаких законов обязательного поведения, кроме тех, которые заставляют их соблюдать надуманные правила приличия. И, тем не менее, чем я могу тебе помочь? Я же не прятала твои вещи.
— Нет, но… — запнулся Барбер, смущенный тем, что вынужден объясняться перед этой дочерью природы.
— Даже если одежда где-то здесь, тебе что, правда, нужно уединиться, чтобы надеть ее? Бедный смертный, я думаю, твоя стыдливость — это пережиток того мира, откуда ты явился. Откажись от него. Мы — судьба друг друга. Ты и я — на земле Волшебства, почему мы должны стесняться?
Она, конечно, говорила правду, но Барбер понимал ее совсем не так, как она. Мысль о том, что после Колы он вынужден общаться с этой прилипчивой и распутной грудастой девкой, заставила его содрогнуться.
— Все равно мне нужна моя одежда, — упрямо заявил он.
Девушка осмотрелась, делая пассы руками и словно принюхиваясь к чему-то, как ищейка. Сделав несколько шагов по направлению к зарослям папоротника, она с торжественным видом что-то подняла. Это была его одежда; Барбер заметил в ней какие-то блики света, а в следующее мгновение Малацея отбросила ее от себя с воплем:
— Железо! Оно жжется! О, прекрасный смертный, спаси меня!
Даже самый толстокожий эгоист не смог бы не откликнуться на этот призыв. Раскинув крылья, Барбер спланировал вниз, подхватив меч, который так напугал Малацею. Крики ее оказались не притворными: на плече платья виднелась дыра длиной в шесть дюймов с оплавившимися краями, под ней красовался след ожога.
Пока Барбер разглядывал его, девушка прильнула к нему, обвив шею свободной рукой.
— Черт побери! — произнес он, пытаясь отпихнуть ее. — Малацея, у тебя на уме только одна мысль.
— И та стара как мир. Но она отнюдь не утратила смысл. Говорят, что в твоем мире ей еще находится применение.
— пропела она.
— Я бы не прочь, но у меня полно других дел, вдобавок я опасаюсь, как бы твой дружок Слива не застукал нас вместе.
— О, ты можешь его больше не бояться.
— Я знаю. Я съел все его сливы.
— Это уже не имеет значения. Он отдал твою палочку какому-то волшебнику из реки. Его звали то ли Нижайший, то ли Глубочайший — я не уверена. В обмен Слива попросил освободить его от власти того, кто съел его плоды. Это я к чему: ведь ты умеешь управляться с железом; если положить этот предмет… — она показала на меч, и Барбер почувствовал, как ее тело слегка затрепетало, — у дверей моего дома, он никогда не сможет войти. И мы сможем любить друг друга всю ночь напролет, ничего не боясь.
— А днем ты будешь отсиживаться в своем дереве. Это нелогично.
— Что это значит — нелогично? Это волшебное слово?
— Нет, в соответствии с законами последовательного рассуждения, это означает, что одинаковые вещи одинаковы, что ничто не может быть одновременно и верным и ложным, и что дважды два — четыре.
— Какое скучное слово. И как всегда у смертных — не соответствует действительности.
— Ну уж нет.
Барбер высвободился и взял четыре камешка, по два в каждую руку.
— Смотри, — сказал он. — Два! — и открыл одну ладонь, затем вторую: —Два!
Затем он сложил обе руки вместе и снова открыл их.
— Четыре!
— Нет, — сказала Малацея.
Барбер посмотрел и ахнул. В его ладонях лежало пять камешков.
Это, должно быть, произошло случайно, или Малацея, скорее всего, незаметно подкинула один. Барбер отбросил лишний камень, решительно сложил обе ладони вместе и затряс ими.
— Теперь ты признаешь, что их четыре? — воинственно потребовал он.
— Нет, — уперлась Малацея и оказалась права.
Камешков стало восемь. Но на сей раз дриада не рассмеялась.
— Ты моя любовь и судьба, — объявила она, положив руку на плечо Барберу. — Позволь мне просить тебя: раз и навсегда забудь грубые мысли смертного. Наша страна и весь мир живут по своим законам. Здесь были смертные, которые не смогли их принять. Они блуждают, как печальные тени, пока какой-нибудь несчастный случай не превратит их в свиней, или они начинают ухаживать за жалкими овощами, как тот, кто держит рядом ферму… Ты, конечно, успел с ним пообщаться… Но на этот раз я не могу остаться равнодушной, ты — самое дорогое, что у меня есть, а мы, люди леса, часто видим то, что скрыто от других, и, я клянусь всей моей жизнью: из тех, кто когда-либо был здесь, ты ближе всех подошел к исполнению пророчества. Если и дальше будешь придерживаться истинного пути…