— Вроде ритуалов вуду или Вальпургиевой ночи?
— Да, это было обычным делом до того, как я женился на Титании и установил новую власть. Всю эту анархию и ночные оргии я подавил силой. Из лучших повелений моего сердца я совершил великое колдовство, которое было когда-либо: установил фундаментальный закон этой сферы так, чтобы счастье стало нашим постоянным спутником. Но этого оказалось недостаточно, покуда есть те, чье единственное счастье заключается в их собственном возвеличивании.
Он замолчал и окинул взглядом мертвые горы. Солнце вышло из-за круч, бросая розовые лучи на замок. Оно осветило мрачное сооружение от подножия до шпиля, но холодные мертвые камни из застывшей лавы оставались к нему равнодушными. Они хранили вечный покой, пугая сумрачными тенями и смертельной опасностью.
Барбер кашлянул.
— Вы имеете в виду те законы поведения, о которых я слышал? Я бы хотел…
— Да. Поведение. В чем суть, ты хочешь спросить? Я возвел в закон, и это должно было стать естественным для всех, чтобы никто, к примеру, не мог дарить радость, не получая ее взамен. Я пытался удержать в узде все яростные страсти. Но я ошибся.
Он повернулся и снова схватил Барбера за руку.
— Верный Барбер, готов ли ты вступить в союз со стариком — выжившим из ума королем, который сам запутался?
— Кто, я? А разве… Я думал, что и так работаю на вас, сэр? Что…
— Ну вот, заболтался, — Оберон провел рукой по лбу, как будто хотел смахнуть что-то с себя. — Уже слишком поздно. А я все треплюсь и, похоже, все-таки спятил. Давай-ка спать, а как только проснемся, обсудим все с Умником, который умеет видеть глубже других.
Он направился к лестнице и свистнул слугу. Появилось чудище с большой головой и косыми глазами идиота, с нависшей над нижней губой зубами. Оно дышало ртом и пускал пузыри.
Комната, в которую существо привело Барбера, оказалась высокой и узкой, с единственным длинным окном и грязными разводами на каменных стенах. Кровать была жесткой, но Барбер, которому никогда прежде не доводилось спать с крыльями, уснул почти сразу, как только закрыл глаза. И вдруг был разбужен резким:
— Карр!
Он поднял голову и в лунном свете увидел силуэт большой черной птицы, сидевшей на подоконнике. Где-то внизу приглушенно, медленно и монотонно звонил колокол.
Голова Барбера ныла, как с тяжелого похмелья, все пересохло во рту. Ворон и колокол лишили его сна. Он оделся в дурном настроении.
— Карр! — заинтересованно наклоняя голову, произносила птица каждый раз, когда он брался за очередной предмет одежды.
Барбер подумал было взлететь и напугать ее, но ширины комнаты недоставало, чтобы раскрыть крылья. Он ограничил себя тем, что крикнул:
— Отвали! — и спустился в зал.
Оберон и Титания завтракали в трапезной, отдаленно напоминавшей ту, прежнюю, но не было видно ни эльфов дворецких, ни лакеев-лягушек. Вместо этого зал был заполнен толпой уродливых человечков, которых он видел накануне вечером. Все они норовили услужить королю и королеве, отпихивая друг друга. Где-то неустанно звонил колокол.
Король увидел Барбера.
— Эй! Ну-ка, стул Барберу! — крикнул он и дал знак занять место рядом.
После недолгой заминки Барбер устроился за столом и получил завтрак, вкус и вид которого не внушал доверия, особенно при виде двух тараканов, устроивших пиршество посреди стола. Оберон вежливо ждал, пока Барбер, поев, не отодвинул тарелку.
— Ну-с, давайте займемся делом, — начал король. — Нам предстоит решить серьезные вопросы. На нас лежит странное проклятье, с ним невозможно мириться, и не видно, что может нас… — его взгляд поймал тараканов, — нас спасти… Фу! Какая мерзость! Умник, лучше ты посвяти в детали нашего верного собрата Барбера. Что мы хотим сказать?
— Несомненно, вы хотите сказать, что испытываете радость от того, что враг сломлен, Ваша Светлость. Но, прежде чем лечить сломанную кость, нам следовало бы знать, в каком месте она сломана.
— Да пропади ты пропадом со своим паникерством! Мы что, как собаки должны с благодарностью лизать наказывающую нас руку? Нет, мы так же грязны, как и те, кто бросил вызов этой прекрасной земле, но просто не смеем ответить им.
— Ваше Светлейшество, нам просто недостает сил… — запротестовал Умник, но Оберон перебил его:
— А разве у нас нет того, кто обладает всеми необходимыми возможностями? Наш Барбер, наш воинствующий герцог и борец, который обязался…
— Милорд, — заговорила Титания, откашлявшись. — Со своими громкими речами вы слишком далеко отошли от сути. Послушайте, Барбер, он хочет сказать: «Эти злые силы, о которых идет речь, были подавлены, когда мы соединили наши судьбы, но сейчас они быстро возрождаются».