Его коричневые спортивные туфли как будто весили тонну, так давно он не надевал их, тяжелое пальто давило на плечи. Он подозревал, что температура у него под сорок, но это не влияло на его решимость. Сунув руки в карманы пальто и нащупав охотничий кинжал в ножнах и пистолет, Хейл довольно улыбнулся.
Эти предметы имели для него особый смысл. В свое время он с заботой выбирал их. Впрочем, они требовались только для того, чтобы в нужное время послужить весомым аргументом.
Он дошел до Шестой Авеню и повернул к центру. На 59-й Стрит он встретил большую группу людей. Протиснулся сквозь толпу.
«Я не чувствую себя подавленным, — рассуждал он. — Не похож на неудачника».
Не все из тех, кто околачивался рядом с бюро по найму, выглядели потрепанными жизнью. Некоторые оказались не у дел совсем недавно. Они украдкой бросали взгляды на объявления и делали вид, будто им просто любопытно. Но были и другие, Хейл легко вычислял их, словно актер, изучающий характеры. Типичные завсегдатаи агентств — они имели нездоровый, грязный, голодный вид и приходили сюда, скорее по привычке, без особой надежды и с безразличием.
Хейлу хотелось быть похожим на них. Он придал себе такой же подавленный вид.
Надолго ли хватит его семидесяти шести центов? Десять на завтрак, пятнадцать на обед, четвертак на ужин — всего пятьдесят. Плюс еще четвертак за ночлег. Он может протянуть целый день, и еще останется пенс в запасе. Что же потом? Он может поесть, поспать, а следующая ночь в метро превратит его простуду в пневмонию. Всплеск отчаяния, которым Хейл втайне наслаждался, охватил его.
Он проталкивался сквозь ряды мужчин, и взгляд его метался от одного объявления к другому.
Ничего подходящего. Одни промышленные специальности: механики, мотористы, нефтяники, инструментальщики, заводские и фабричные разнорабочие. Он устало поплелся к следующему агентству.
Помощники в ресторан: лоточники, 18$. Многовато. Мойщики посуды, цветные, 10$. Фармацевты содовой, с опытом, 18–22.50$.
По узкой темной лестнице он поднялся в огромную голую комнату с рядом шатких скамеек вдоль трех стен. В воздухе висело зловоние влажной гнили и застоявшегося запаха табачного дыма. Ничто не могло сравниться с таким сочетанием. Хейлу казалось, что ему не хватает воздуха.
Он робко приблизился к девушке, сидевшей за перегородкой.
— Какая работа? — пренебрежительно спросила та.
— Мойщик посуды.
Она бросила взгляд на список.
— Разве вы цветной?
— Н-нет. Но я могу мыть не хуже них.
— Сожалею, им нужны цветные мойщики.
— Я могу готовить содовую, — выдавил он осипшим голосом. — Может, не так хорошо, но…
— Сожалею, — сказала она равнодушно. — Все занято.
Он застегнул пальто и вышел, после чего мрачной тенью устало поплелся к следующему агентству.
Возможно, где-то за этими кварталами была работа, обещавшая надежду на еду и кров, но ее еще нужно отыскать.
Одно предложение его устроило — ночной портье за 12 долларов. Диспетчер прочла его заявку.
— Шесть долларов вперед, — деловито произнесла она.
У Хейла перехватило дыхание.
— Шесть долларов? За что?
— Половина нашей комиссии. Вторую половину оплатите, как только получите свою первую зарплату.
— Но у меня нет шести долларов! — возмутился он.
Не глядя, она бросила его заявление в корзину и обратила все внимание на следующего соискателя. Ошеломленный, Хейл вцепился в перила ограждения. Другие безработные смотрели на него без всякого интереса. Неужели они не понимают, черт бы их подрал, что нет никакой разницы, есть у тебя шесть долларов, или нет — они должны дать работу. Почему никто не протестует?
Но он, конечно, ничего не сказал. Все проглатывают это молча. Постоят какое-то время, пока на тебя не перестанут обращать взгляды, а затем устало, в точности так же как Хейл, продираются к выходу, не чувствуя лестницы под ногами и прелого запаха бюро по трудоустройству.
После полудня он чуть было не устроился учеником обивщика за восемь долларов в неделю без необходимости сразу платить агентству залог. Обивщик, правда, был не в восторге, когда узнал возраст Хейла — тридцать один год, и что у его нового ученика совсем нет опыта. Он едва сдерживал раздражение, глядя на неуклюжие попытки Хейла приспособить непослушные руки к непривычному ремеслу. Когда Хейл попросил взаймы пять долларов, мастер холодно отказал ему.
Хейл сказал, что уходит. Ничего другого ему не оставалось. Вся первая зарплата все равно досталась бы агентству, а на то, чтобы хоть как-то продержаться две недели, ему требовалось не меньше двенадцати долларов.