Обойщик лишь пожал плечами.
— Возможно, для вас это к лучшему. Все равно вы не сможете быстро научиться. Не ваша вина — просто вы уже стары для такой работы.
Хейл решил, что с него на сегодня хватит. Его ночным пристанищем стала ночлежка в Бауэри. Ему, возможно, хватило бы и на полутораспальную кровать где-нибудь на Шестой Авеню, но он решил, что ночлежка — это более трагично.
Он выбрал гамак вместо раскладушки. В его планы входила нищета, но отнюдь не паразиты. Он содрал наволочку с подушки, которая оказалась не намного чище, а одеяло бросил на пол. Оно было засаленным и жутко воняло, как будто им пользовались еще при Вашингтоне, и с тех пор ни разу не стирали.
Он решил спать прямо в одежде и обуви, хоть это был не самый удобный способ лишить твидовые брюки последних складок.
Проснулся он поздно, измученный и продрогший. Большинство постояльцев уже ушли. Хейл задумался: должен ли он незамедлительно продолжать свой план? Несомненно, лучше повременить, все-таки у него оставалось всего сорок шесть центов, и совершенно очевидно, что, если уйти, придется потратить их все на еду. Он решил остаться.
Умылся под краном с холодной водой. Не стал пользоваться куском дешевого мыла, это было бы все равно что намыливать себя куском пемзы. Потянувшись рукой к одному из пяти отвратительных полотенец, предназначенных по крайней мере для шестидесяти человек, он передумал и решил, что обсохнет и так.
Он вымыл три стакана и фарфоровую чашку, наполнил их кипятком и растянулся на свободной раскладушке, целый день пробавляясь одной водой.
В полдень служитель потребовал десять центов. Вечером — еще столько же. Когда стемнело, начали возвращаться постояльцы. К тому времени Хейл провалился в глубокий болезненный сон.
Глава 3
Он придирчиво изучал свое отражение в зеркале, держащемся на стене на честном слове. Щетина немного закудрявилась, худое лицо потеряло лихорадочный румянец, а кожа оказалась на удивление холодной и влажной на ощупь. Но куда больше Хейл был доволен сохранностью костюма и пальто. Все-таки хорошо, что он решил спать в одежде.
Он съел завтрак за двадцать центов, после которого, как ему показалось, ощутил легкое недомогание. Вместо того чтобы пройти всего лишь квартал до метро, он отправился пешком через три станции, намеренно быстро, прекрасно зная, что такого темпа ему надолго не хватит.
Хейл даже обрадовался, когда окончательно выдохся: в этот момент он спускался по лестнице в метро и вынужден был схватиться за поручень, чтобы не упасть.
На 50-й Стрит он вышел. Оставшийся пенс в кармане вызывал некоторое беспокойство. «Но было бы неразумно потратить его на жвачку», — посчитал Хейл. Остаться всего с одним пенсом казалось чем-то символичным, и он решил сохранить его.
Когда он оказался на Мэдисон-Авеню, тот подавленный образ, который Хейл так старательно примерял на себя, слетел с него, подобно шелухе. Он вошел в великолепное офисное здание. Никто не остановил его, когда он решительно зашагал к лифту. Люди в таких местах слишком рафинированы, они только лишь отодвинулись от него и отвернулись, оберегая свое утонченное дыхание. Хейл невозмутимо окинул их взглядом и громким, решительным голосом назвал свой этаж.
В коридоре он остановился у двери с табличкой:
РЕКЛАМНОЕ АГЕНТСТВО БАННЕР ИНКОРПОРЕЙТЕД
Юджин Ф. Баннер, Президент
В его поведении не было ни капли робости. Он только подержал ручку двери в течение нескольких секунд, решив, что должен вести себя, как положено агенту по продажам. После этого вошел.
И оказался в помпезно большой приемной, которая обстановкой отдаленно напоминала зал бюро по трудоустройству на Шестой Авеню, за исключением отсутствия грязи, дыма и зловония.
Девушка за селектором с услужливым видом повернулась к Хейлу. Его позабавила застывшая на ее лице улыбка.
— Да? — флегматично поинтересовалась она.
— Я хочу видеть мистера Баннера, — произнес он уверенно.
— Вам назначено?
— Мне это ни к чему.
Хейл дошел до перегородки, открыл дверку и направился к офису президента.
Секретарша взволновалась, и это мягко сказано. Она вскочила с места и закричала испуганно:
— Вам нельзя туда!
— Если нельзя, пусть мистер Баннер сам об этом скажет, — не останавливаясь, произнес Хейл.
Он открыл дверь кабинета и вошел. Некому было остановить его. Да и кто решился бы. К подобному нахальству в таких заведениях просто не готовы.