Джонсон на время задумался.
— Я, кажется, не помню такого. Что было в вашем объявлении?
— Никому, кроме Люцифера. Из всех обитателей Ада, никто кроме Люцифера и меня, не знает, что Ад — это Ад.
— Теперь понимаю! — Джонсон широко улыбнулся. — Один из моих помощников, должно быть, ответил на него. Мы часто отвечаем на зашифрованные сообщения, даже непонятно кому адресованные. Стоимость небольшая, но один удачный отклик окупает все затраты.
Хейл внимательно смотрел на совершенно непримечательное круглое лицо Джонсона. Его чувства расходились с логикой. Однако, во всем доверяя ей вплоть до настоящего времени, он и теперь не видел причины менять свои планы.
— Вы не убедили меня, Люцифер!
Джонсон поднял голову.
— Что?.. Что вы имеете в виду?
— Я вам сейчас объясню, что я имею в виду. Мое объявление не было адресовано никому другому. Оно не задавало вопроса и не требовало ответа. Ни у кого, кроме Люцифера, не должно было возникнуть ни малейшего интереса к нему. В вашем детективном агентстве должны понимать, что я обращался не ко всякому, и у вашего бюро вырезок тоже не было оснований считать иначе.
— Ответ на тайные объявления — это обычная практика для моего бюро…
Хейл навис над столом.
— Вы — Люцифер!
Джонсон выглядел напуганным.
— Вы в самом деле так серьезно воспринимаете эту бессмыслицу? Пожалуйста, мистер Хейл… если я оскорбил вас, ответив на ваше объявление, прошу вас, примите мои извинения…
Хейл подтащил стоявший позади него деревянный стул и сел.
— Вы умны, Люцифер. Но я отлично разбираюсь в ваших делах, чтобы позволить себя одурачить. Мне стыдно признаться, что я представлял вас высоким, зловещим, в черной накидке, с рожками, копытами и так далее. Это было бы слишком нелепо и театрально. Теперь я совершенно уверен, что ошибался.
Джонсон потянулся к панели с кнопками.
— Мистер, Хейл, — сказал он с возмущением. — Я сожалею, но если вы будете упорствовать в своем безумии, я должен буду обратиться за помощью!
Хейл схватил Джонсона за толстое запястье. Джонсон вскрикнул, его пухлая белая рука покраснела.
— Пусть я рискую превратиться в дым, — проскрежетал Хейл, — но вы никому не позвоните.
— Я не буду звонить, только отпустите мою руку.
Хейл освободил его. Он был слегка потрясен контактом с теплой, мягкой плотью. Рука, разумеется, принадлежала мужчине в возрасте, бизнесмену далеко не атлетического сложения, между тем как Хейл думал, что запястье окажется лишенным человеческой теплоты и чудовищно крепким.
— Я начну издалека, — сказал он, откинувшись на стул. — Несколько писателей дали мне подсказку, но всегда было что-то странное и принужденное в том, что они не стали развивать свои размышления дальше. Арнольд Беннет[22] был главным источником. Вы, должно быть, полагаете, что я нашел истину в манускриптах старых алхимиков, не так ли? Но эти старики сами запутались в мистических лабиринтах своих нелепых заклинаний и заговоров. Нет нужды объяснять это вам. Ведь вы сами прекрасно это знаете, лучше, чем кто-либо, — добавил Хейл.
Джонсон неловко заерзал на месте. Его затравленный взгляд то следил за жесткими глазами Хейла, то разглядывал отчетливые выпуклости карманов пальто посетителя.
— Беннет вел дневник. И однажды, без какой-либо связи, он изрек: «Из всех обитателей преисподней, никто, кроме Люцифера, не знает, что Ад — это Ад». Сказал просто так, без объяснения — случайная мысль, лежащая на поверхности! Но что-то удержало его от дальнейшего развития этой мысли, и, как я предполагаю, убило его вскоре, дабы он больше об этом не размышлял. Это сделали вы! Цитата ничего не объясняет сама по себе, но она подразумевает, что проклятые сами не знают, что пребывают в Аду. Они считают, что находятся где-то в другом месте. Где? На первых порах я этого не знал. Бернард Шоу дал мне другую подсказку. Он сказал: «Если в других мирах есть жизнь, то Земля — их Ад». Вы не убили его, но, так или иначе, он не стал развивать эту мысль… Тогда у меня возникли предположения, — продолжал Хейл, — и я нуждался в доказательствах. Самого себя я использовал в качестве подопытного кролика. Я превратился в больного, одинокого бедняка, не имеющего возможности платить за съемную комнату, из которой хотел бежать, чтобы оказаться без крыши над головой посреди зимы. Управляющий и его жена пытались удержать меня. Если бы я захотел, они поместили бы меня в больницу, с бесплатной едой, кроватью и лекарствами. Они дали бы мне денег и даже позволили бы отсрочить платеж за комнату. Но все, кто жил в доходных домах, прекрасно знают, что домоуправители — совершенно черствые люди. Они не боятся выселить больного человека, когда ему страшно за свою судьбу и некуда идти. И вдруг вы встречаете совершенно противоположное отношение, чем то, которое, как вам кажется, должны ожидать. Затем я направился на биржу труда, где честно пытался получить работу, независимо от того, что это за работа и сколько за нее платят. Были хорошие места. И зарплата достаточная, чтобы хватало на жизнь. Но я не подходил. От меня требовали взноса, но у меня не было денег. Я все-таки исхитрился получить от агента работу за восемь долларов в неделю без внесения залога. Но прогадал. Условия не позволили мне там надолго задержаться, и снова пришлось вернуться на улицу. Таким образом, я очутился в ночлежке, которая, позвольте мне это сравнение, весьма напоминала ад. После этого я отправился искать работу за сто тысяч долларов в год. На сей раз я действовал окольным путем. Будучи похожим на бродягу, я разыграл комедию, изобразив, что желаю не столько работу, сколько заполучить в жены дочь босса. По идее, хозяин должен был вышвырнуть меня как отъявленного наглеца. Однако вместо этого он нанял меня, хотя я совершенно непригоден для той работы. Мне нужно объяснять, почему не годен? Я до сих пор не понимаю, с чего он посчитал меня гением рекламного бизнеса, если я в этом ни черта не смыслю? Затем, не потратив ни цента, я в один день приобрел огромную квартиру, множество слуг и роскошный автомобиль. Я не испытывал в этом особой необходимости… по крайней мере, на тот момент. Чтобы доказать, как мало меня это заботило, я оставил все и даже заложил свою новую одежду, чтобы заплатить за объявление, хотя я мог бы добавить эти деньги к своим последним семидесяти шести центам. Из всего этого следует, что если вы хотите чего-то достаточно сильно, вы сможете получить все. Но не станете счастливым. На это может потребоваться практически вся ваша жизнь, и однажды, как это бывает, наступит момент, когда цель перестанет вас радовать или превратится в обузу.