И так же неожиданно взметнулась вверх, на гребень огромной волны…
У Хейла все сжалось внутри, к горлу подступил комок. Ухватившись за поручень, он поплелся вниз. Тошнота становилась невозможной. Он велел Гамильтону оставить купе, наивно полагая, что и сам справится с приступом морской болезни. Но заботливый камердинер подхватил его и повел в ванную, как раз вовремя.
Пока Хейл, распластавшись на койке, вынужден был терпеть качку беснующегося на волнах судна, его уставшие глаза были широко открыты, а сердце болезненно колотилось. Едва он смыкал веки, тошнота усиливалась до такой степени, что хотелось умереть. Никогда еще так явно он не задумывался о смерти, которая до сих пор представлялась предметом очень далеким и совершенно к нему не относящимся.
Если морская болезнь не прикончит его раньше, то шторм неизбежно потопит судно, или они наткнутся на какой-нибудь риф!
От этой внезапной мысли его бросило в пот, он вскочил, но тут же упал без сил. Сердце сжалось от ужаса. Он еще больше уверился в страшной мысли.
Так вот оно что! Это все проклятый Люцифер! Сейчас он, должно быть, расхаживает по палубе, злорадствуя и напыщенно рассуждая над тем, какое число людей затронет эта маленькая каверза.
Джонсон уже был тут как тут.
— Зажечь свет, Уильям? — заботливым голосом пропел он.
Хейл едва сумел покачать головой. Когда он это сделал, показалось, будто внутри черепа раскатываются пушечные ядра.
— Может быть, тебе лимончик принять? Говорят, очень хорошее средство от морской болезни.
Хейл застонал.
— Нет, не нужно… не возражаю…
— Что с тобой, мой мальчик? — Джонсон придвинул кресло и плюхнулся в него. — Похоже, ты сам не знаешь, чего хочешь?
— Зато вы все знаете! — выкрикнул Хейл. — Это вы все устроили! Проклинаю вас! Вы — обрюзгший дьявол! Вы обманули меня! Здорово все провернули!
— Что ты такое говоришь, Уильям?
Хейл лежал в полумраке, глядя на Джонсона с бессильным негодованием.
— Все вы, черт вас подери, понимаете. Когда я был беден, я даже не думал о смерти. Теперь же мне кажется, что нет ничего ужаснее. Сами подумайте только: разве ради этого я отказался от паршивой работы, крохотного домика и поездок в метро?
— Только рабу нечего терять, — глубокомысленно вставил Джонсон.
— Право, вы скользкий двуличный тип! Не отрицаю, вы поделились со мной долей и всем, что полагается к ней, кроме одной вещи…
— Поверь, Уильям, я сожалею, зря ты меня в чем-то подозреваешь. Партнерство было твоей идеей. Ты принудил меня к нему. Но разве я не выполнял своих обязательств?
— Да, выполняли. Но чем больше вы даете мне, тем больше у меня шансов проиграть. Впервые в жизни я имею что-то, ради чего хочется жить: деньги, автомобили, лошади и власть. Но то, о чем я говорю, беспокоит меня больше всего.
Он схватил Джонсона за рукав.
— Вы не заставите меня поверить, что у меня есть все. Сегодня ночью я, вероятно, не умру, но это произойдет когда-нибудь, пусть даже через несколько лет, в то время как вы продолжите существовать и дальше.
Джонсон положил руки на колени и некоторое время пристально изучал Хейла. Наконец он вкрадчиво спросил:
— Уильям, неужели ты хочешь, чтобы я сделал тебя бессмертным?
— Да? — Хейл сел, не обращая внимания на пульсирующую боль в голове. — Полагаете, что вы сможете? Правда?
— С этим не будет никаких проблем, если ты действительно этого хочешь и хорошо подумал о последствиях.
— О каких последствиях вы говорите? Легко вам рассуждать. Но ведь, если вы бессмертны, вы не можете оценить все преимущества и неудобства, даже если таковые имеются.
— Уверяю тебя, есть неудобства, Уильям. Я часто ощущал твою враждебность ко мне, когда мы ходили в театр. А как ты думаешь, почему мне там становится скучно? Да потому, что для меня не существует таких понятий, как новая шутка или новый сюжет. Что касается музыки, то я столько ее переслушал за тысячи лет, что каждый новый шедевр не многим отличается от того, что я знал когда-то. Меняются времена, меняются поколения, но всегда все одно и то же, разве что в разной обложке. Постоянно возникают новые проблемы, но, опять же, всегда приходится решать их старыми проверенными методами. Пожил бы ты с мое. К счастью, бизнес — та единственная вещь, к которой я не утратил интерес. Управление Адом — по сути, мое развлечение, и я до сих пор нахожу его весьма захватывающим занятием.
— Вы меня не убедили, — ответил Хейл. — Не вижу причин отказываться от бессмертия. В любом случае оно лучше, чем этот безотчетный страх. У меня слишком много всего, чтобы проиграть. Я не хочу умирать!