Хэйл открыл рот. Могла бы пойти? Неужели она говорит о том, на что он не смел и надеяться?
— Боюсь, я всегда плохо разбиралась в искусстве. Но мне очень хочется научиться. Вы поможете мне, Билли-Вилли?
— Мы можем вместе ходить в театр, на концерты, в картинные галереи, смотреть лучшие фильмы! — дрожа от волнения, воскликнул он.
— Это замечательно. Я хочу полюбить все, что вам нравится…
Вне себя от счастья, Хейл думал о том, что Глория нуждается в огранке, подобно алмазу чистой воды. Ее красота была способна покорить любого, но, кроме того, она демонстрировала тягу к знаниям. Он должен научить ее наслаждаться теми вещами, которые любил сам. И тогда она станет прекрасной партией для компаньона Люцифера — восхитительная, утонченная и, в конечном счете, с интеллектом. Ее обучение было бы для него сродни творческой радости великого скульптора.
Глория не сопротивлялась, когда Хейл обнял ее.
Глава 11
Джонсон был чрезвычайно терпелив. Понимая, что Хейл напрочь выпал из реальности, он не настаивал на встречах. В те редкие моменты, когда он успевал застать партнера дома, он не забывал, как обычно, продемонстрировать какой-нибудь урок мастерства в управлении Адом. Но однажды тактично заметил:
— Если кто и заслуживает счастья, так это ты, мой мальчик! Не торопись. Решай все хорошенько. Если тебе понадобится помощь, я всегда к твоим услугам. С этой минуты я не буду тебя беспокоить, пока ты не решишь, что пора заняться делом. Но, Уильям, я хочу сказать только одно: как бы глубоко ты ни увяз во всем этом, просто помни, кто ты есть на самом деле.
С тех пор Джонсон держался на расстоянии, целиком позволив Хейлу самому решать свои личные проблемы. Хейл был благодарен за понимание. Сейчас он не мог даже думать о делах. Он слишком поглощен был тем, чтобы научить Глорию наслаждаться искусством. Ему казалось, что она делала определенные успехи.
Как-то за коктейлем в клубе, после одного из спектаклей, он спросил:
— Ну и как твои впечатления?
— Не знаю. Мне совсем не понравилось.
— Почему? — он потребовал объяснений.
— Понимаешь, ты сам как-то сказал, что в любом драматургическом произведении предпосылка — не самое главное. Разве не так?
— Верно, допустима любая предпосылка. Продолжай.
Она подняла к нему большие, серьезные глаза.
— Но развитие должно быть логичным. Это тоже твои слова. Девушка любила богатого человека, но замуж вышла за бедняка: думала, что это будет более романтично. Но это же глупо. Я считаю, что замуж нужно выходить за того человека, которого любишь. Ну, а ты — ты убил бы себя, как тот богач?
Он вдруг отшатнулся от нее, заставив испугаться. Убить себя? Для него это невозможно. Но вот она…
— Что случилось, Билли-Вилли?
— Н-ничего…
Она крепко сжала его руку, в то время как Хейл затараторил о чем-то, что первым пришло на ум; он готов был говорить о чем угодно, лишь бы прогнать так испугавшую его мысль…
Некоторые поступки Глории заставляли Хейла думать, что ей нравится в нем грубая мужская сила, при том, что сам он скорее считал себя интеллектуалом. Но ему льстило, когда во время прогулки она могла невзначай испуганно схватиться за его руку. Или когда начинала упрашивать пустить ее за руль одного из автомобилей, чтобы затем восторженно признаться в своем непонимании: как это он управляет машиной с такой легкостью, что ни с кем другим она не ощущает себя в полной безопасности. В эти минуты Хейлу казалось, что он способен горы свернуть, не говоря уже о том, чтобы стать равноправным партнером в управлении Адом. «Для того и нужна мужчине женщина. А вопрос ее интеллектуального развития решится сам собой», — думал Хейл.
Он был бы невероятно счастлив, если бы не та единственная мысль, которая все портила. Он старался не выпускать ее из глубин подсознания, но после одного несчастного случая, осознал всю тщетность этого.
Глава 12
Он шел по Пятой Авеню. Если бы он не думал о Глории, то, вероятно, наслаждался бы весенним солнышком.
Он услышал что-то, но, будучи в рассеянном состоянии, сначала ничего не понял. Откуда-то сверху донесся вопль. Затем начали кричать люди вокруг. Разбежавшись в стороны, они в ужасе пялились вверх.
Крик сверху стал еще громче. Эти вопли могли разбудить и мертвого. Хейл встрепенулся и поднял взгляд. Он увидел мойщика окон, падающего с огромной высоты: у него оборвался страховочный ремень. Человек летел прямо на Хейла, и не было никакой возможности избежать удара: Хейл не мог кинуться в сторону. Он словно одеревенел.