— Теперь, Уильям, скажи мне, что бы ты сделал на моем месте? — спросил Джонсон.
Хейл рассеянно посмотрел на свою зажигалку.
— Что я сделал бы? Ну… — он зажег сигарету, и не торопясь с затяжкой, дал себе время подумать. — Наверное, я бы попытался предотвратить войну.
— Верно, — радостно кивнул Джонсон. — Ну, а с какой целью?
— Чтобы как можно дольше держать мир в страхе.
— Отлично! Превосходно! Это именно то, что я намерен сделать. Война — превосходный эмоциональный стимулятор, особенно если ей придать романтический ореол. Но в то же время я считаю, что нет лучшего средства, подтачивающего силы, чем страх перед вторжением. Таким образом, я намерен чередовать кризис за кризисом, по очереди доводя до отчаяния обе стороны. В конечном счете все смирятся с тем, что война неизбежна, им будет уже все равно, когда именно она начнется. В этот самый момент я нажму на спусковой крючок, и весь этот снулый мир будет потоплен в реальном ужасе войны. Жаль, но пока эта точка не достигнута.
Джонсон закурил сигару.
— В данный момент в равной степени существует опасность того, что в Европе может либо вспыхнуть военный конфликт, либо воцариться мир. Агрессорам не хватает ресурсов наращивать производство оружия для своих армий. Но их экономики базируются на военной промышленности, и если она остановится, последуют бунты и полный крах. Очевидно, что я не могу позволить им начать войну, не могу позволить прекратить выпуск оружия, не могу допустить их свержения. Так какой же выход, Уильям?
Хейл не видел ни одного. Диктаторы были загнаны в ловушку. Если только…
— Нет, — сказал он. — Они не пойдут на это…
— Кто на что не пойдет?
— Ведь не станут же демократические государства предлагать им кредиты или поставлять сырье.
— Почему ты в этом так уверен?
— Почему? Да ведь в этом случае они вооружат собственного противника.
— Ха! — воскликнул Джонсон самодовольно. — Ты не изучил все факты. Вспомни, диктаторы не выполнили свои обязательства по оплате большей части репараций некоторым странам, которые согласны были взять товары в денежном эквиваленте. И, кроме того, эти долги окажутся вообще аннулированными, если диктатуры будут свергнуты. Это означает, что вслед за ними в пропасть последуют и все остальные. Демократические государства очень боятся войны, но еще больше они боятся широкомасштабных политических потрясений. Я буду играть на этом страхе. Будут и огромные кредиты, и поставки сырья диктаторам в каких угодно количествах. Таким образом, опасность мира будет устранена, и хронический кризис продолжит бурлить и кипеть. Ты согласен со мной?
Хейл неуверенно качнул головой.
— Мне кажется, я никогда не научусь этому.
— Ерунда, Уильям. Тебе понадобятся многие годы, возможно, даже столетия. Но что из того? Перед нами целая вечность. Просто помни это. Наш бизнес, позволь мне повторить: это насылать страдания на как можно большее количество людей и наиболее эффективным образом, — подчеркнул Джонсон, для выразительности постучав по столу. — Война или страх перед войной — самая действенная массовая пытка. Но есть и другие кары для стран или для отдельных классов: безработица, налоги, бюджетный дефицит, несправедливая конкуренция, угроза переворота, сокращение пособий и так далее. Даже при том, что военный конфликт — наша первоочередная задача в настоящее время, мы никогда не должны забывать о мелкомасштабных мучениях…
Естественно, что Хейл все более и более ощущал неуверенность в собственных силах. Принудив Люцифера к партнерству, в действительности он до сих пор не мог придумать ничего более дьявольского, чем купаться в богатстве, роскоши, с полным ощущением безопасности и собственной власти, — но этого было недостаточно. Он тяготился своим несоответствием роли, и, тем не менее, наступил момент, когда ему пришлось разделить власть с Люцифером.
— Что мне полагается делать, когда вы уедете? — с тревогой спросил он.