Он перечитал написанное, ощущая себя человеком, которого голым выставили на улицу на всеобщее обозрение.
Впрочем, не тот был момент, чтобы скрывать от Джонсона свои чувства. Он продолжал:
Я знаю, что непростительно ошибся. Я должен был проявить осторожность, но я ведь не понимал, что фактически произношу заклинание, да у меня и мысли не возникло, что все это осуществится так буквально. Мне следовало бы выразиться в том смысле, чтобы мы вместе были более счастливы, чем порознь. Подскажите, как мне изменить условия заклинания, чтобы оно принесло желаемый эффект.
Пожалуйста, ответьте как можно скорее, авиапочтой или нарочным. Я по-разному пытался избавиться от проклятия, но ничего не выходит. Ситуация становится весьма неудобной».
«Невыносимой» — было бы ближе к истине, но он не стал исправлять.
— Ну же, дорогая. Идем!
— Я думала, у тебя еще много работы.
— Вовсе нет, — вздохнул он. — Я закончил.
Есть дела или нет их — ему было все равно. Это Джонсон всегда находил, чем заняться: передвинуть ту или иную пешку в своей игре или запустить очередной глобальный проект, который коснется жизней миллионов людей.
Хейл каждое утро приезжал в офис скорее от безысходности, чем из желания заняться разработкой дьявольских интриг. Его секретарь показывала отчеты, разные публикации и графики и ждала указаний. Но Хейл не был способен выдвинуть ни одной идеи. Однако он понимал, что в плане Джонсона наступает кульминационный момент.
Страна разделилась на три лагеря. Упертые изоляционисты не желали ввязываться ни в какие европейские дела; сочувствующие демократическим странам требовали разобраться с теми, кто подстрекал к войне; те, кто был на стороне диктаторских режимов, в свою очередь делились на две клики: открытых сторонников союза с агрессорами и более многочисленную группу, маскирующую свои истинные чувства за просьбами о невмешательстве. Все это был результат работы лоббистов, распространения слухов и заказных статей. Джонсон держал бы этот воинствующий треугольник в таком состоянии как можно дольше, чтобы извлечь как можно больше страданий, прежде чем позволить одной из сторон возобладать над другими.
План казался слишком основательным, чтобы Хейл мог детально разобраться в нем. Он был морально подавлен и совершенно не знал, что делать. Вот Джонсон — тот знал. Стоило ему только снять телефонную трубку, и целые армии людей пришли бы в движение, миллионы из них он мог заставить страдать от голода — ему удавалось все что угодно, за какую бы пешку он ни взялся. Это походило на умение выбрать из огромного числа тумблеров один единственный нужный. Джонсон мог потянуться к нему небрежно и просто щелкнуть в нужный момент. Но в том-то и дело, что Хейл не был Люцифером.
Ответственность давила на него чудовищным грузом. Он должен с максимальной эффективностью вызывать страдания как можно большего количества людей — не трудно было постичь эту философию Ада, прекрасно зная, как мало в жизни счастья и, напротив, сколь грандиозно количество боли и зла. Понятно, что он не имел права впадать в растерянность, а должен был нужным образом организовать свою работу. Но у него ничего не выходило. Все, на что Хейл был способен — двинуть одну единственную пешку к удаче или другую к поражению, позабыв при этом обо всех остальных фигурах. Он порой ощущал себя неопытным владельцем гигантской корпорации, который скопом бросает весь свой коллектив на один-единственный крохотный заказ.
— Идем же, Глория! — вскричал он. — Нужно скорее убраться отсюда, прежде чем я сойду с ума!
— Позволь мне хотя бы закончить этот ряд, — попросила она и начала вязать с лихорадочной поспешностью.
— Ради всего…
— Только одну секундочку, — она потеряла стежок. — Ох, да что же!..
Хейл сердито застыл перед ней.
— Всего один ряд, Билли-Вилли…
Он вырвал вязание из ее рук и в ту же секунду пожалел о содеянном. Притянул ее к себе и поцеловал.
— Прости, любимая. Это все нервы.
Она великодушно улыбнулась.
— Куда ты хочешь пойти? — спросил он.
Она взяла его за руку.
— Мне все равно. Достаточно того, что я рядом с тобой.
«Ну да, — уныло подумал он, — заклинание в действии. Меньше нужно было разбрасываться словами». Они оба, конечно, не были счастливы по раздельности. Но это и не означало, что они были счастливы вместе.