Но ему не дали поговорить о высоком искусстве. Сначала сидящий напротив него огромный пёс гавкнул так, что свет погас. Крокодил, по собственному своему признанию, не обосрался только потому, что нечем было: он сидел на лечебной диете.
Когда свет всё-таки включился, слово взял мелкий, но чрезвычайно самоуверенный кролик. Он сообщил, что вопрос о сроках давно решён. Ни о каких трёх месяцах не может быть и речи. О месяце тоже. Продукт нужен вчера, в крайнем случае сегодня. В самом-самом крайнем случае у труппы есть пять дней на всё про всё, начиная со сценарной работы и кончай репетициями, после чего начинаются съёмки. Если же кто-то не может работать в таком темпе, этот кто-то идёт в жопу. А заказчики пойдут в "Современник" или в ТЮЗ, где и наймут нормального постановщика. Который даёт продукт, а не гонит хуйню.
Крокодил был безумно возмущён таким подходом и хотел немедленно отказаться. Но упоминание театра "Современник", который режиссёр презирал за бездуховность и ремесленнический подход, изменило ситуацию. Когда же была озвучен приблизительный бюджет проекта, он заинтересовался уже всерьёз. И в конце концов решил — была не была! — тряхнуть стариной. Сроку он просил десять дней, после долгих препирательств сошлись на семи. Зато смету подписали быстро и без сокращений. А также пообещали решать любые проблемы творческого коллектива по первому же сигналу. В заключение мохнатый полицай лично вручил крокодилу банку с айсом — для стимуляции творческих способностей.
Так что теперь, решил режиссёр, все будут дневать и ночевать здесь.
Артистам показали, где гримёрки, дали помыться и вручили по пачке листов формата А4, содержащие сценарий. Каковой должен был быть ими изучен, осознан и понят до завтрашнего утра.
Через полчаса Арлекин лежал на узкой кроватке — ему постелили в каком-то чуланчике — и читал. Ежеминутно дочерясь, а иногда и плюя на пол.
Сериал назывался "Рыбоня без ауры". Начиналось там всё с того, что у скромной нототении с Хохзеефлота родилась девочка хомосапого вида. Чтобы избежать обвинений в сухопутности, мать продала дочку на сушу, в банду стервятников. Тут у девочки открылась редчайшее свойство — полное отсутствие ауры. В связи с чем стервятники стали её использовать для квартирных краж. Однажды Рыбоня — так прозвали маленькую воровку — залезла в храм Дочки-Матери, чтобы украсть святую икону "Дашенькина щёлочка", выложенную перламутром и лазуритом. Там она столкнулась с молодым педобиром Хулием Мазуриком и в него влюбилась. Хулий тоже полюбил её, но служение Дочке-Матери ставил выше земного чувства. Покуда он разрывался между Дочкой и Рыбоней, на последнюю положил глаз полковник Аморалес, свирепый и безжалостный рыбовладелец. Этот коварный негодяй делал вид, что любит её, а на самом деле собирался использовать девицу для похищения тайных сокровищ Полундры…
На этом Арлекин сломался. Отложив в сторону листочки, он думал минут десять, откуда сценаристы понатащили всей этой хуиты.
Особенно удивляло введение темы рыбонов. Он-то помнил, что ещё совсем недавно употребление слова "рыбон" не благословлялось. Неверный педобир в качестве положительного героя тоже выглядел странно. Непонятно было всё и с Аморалесом. Арле перечитал текст трижды, но так и не понял, какой же именно армии он полковник. Впечатление было такое, что авторы сценария об это просто не думали… От всех этих трудных загадок клонило в сон.
Он так и заснул с пачкой листов в руке — затраханный, но не потрахавшийся.
Наутро — а разбудили всех рано — была первая репетиция. От Арлекина ничего особо не потребовалось, даже знание текста: ему запустили в ухо мелкого червячка-суфлёра. Впрочем, там и текста-то было с гулькин хрен: Арлекин должен был сидеть в высоком кресле и стегать по щекам хворостиною старую гусыню, пришедшую просить за единственного сыночка-педобира, которого злой полковник хотел отправить на фронт. Это всё было, разумеется, бредятиной, причём во всех решительно отношениях — начиная хотя бы с того, что никакого педобира гусыня снести не могла даже теоретически. Тем не менее, Арлекин справился, хворостиной помахал, а потом ещё и обоссал просительницу в порыве вдохновенья. Режиссёр, правда, обоссывание не утвердил, редуцировав его до плевка в клюв. Но для начала всё получилось очень даже недурственно.