Ответа не последовало. Приглядевшись в очередном всполохе фейерверка я понял, что фигура была невысокой пожилой женщиной в сером плаще, склонившейся над водой так низко, что, казалось, хватило бы лёгкого ветерка, чтобы сбросить её вниз.
— Простите, — сказал я, положив ей руку на плечо и осторожно оттянув от края.
Она медленно обернулась ко мне. Под глубоко надвинутым капюшоном у неё не было лица.
— Не… лай… этого! — голос незнакомки в жёлтом звучал так далеко, что его уносил ветер.
Я поднял голову — та стояла на другом мосту, напротив. Но хотя обзор здесь был неплохой, я на практике знал, что реальное расстояние между мостами преодолевалось отнюдь не быстро. Проигнорировав её, я вновь посмотрел на старушку без лица, стоящую рядом в безмолвном ожидании.
Только одна попытка, да? И осталось не то что бы мало вариантов. Она могла быть кем-то вроде Беспечности, Дружелюбия, Жизнерадостности. Но что-то подсказывало, что надо брать выше, шире, в категории более масштабных концепций. И чем дольше я смотрел на скромную фигуру в сером плаще, тем больше понимал, в чём дело.
В этом городе не было ни одного уродливого здания. Среди тысяч людей не нашлось не одного неприятного лица.
— Вы Красота, да? — спросил я.
Город вокруг застыл на миг, и меня кольнуло страхом — неужели не угадал? Но меня никуда не выкидывало, а пожилая леди напротив меня вдруг упала на колени, закрываясь руками. Я склонился над ней — и увидел, как по её рукам катятся слёзы, разбиваясь о брусчатку. Она плакала навзрыд, плакала, как самый несчастный человек на свете. Сквозь промежутки между пальцами я на миг увидел огромные, невыразимо прекрасные серые глаза.
— Где я?.. — спросила Красота сквозь всхлипы. — Что со мной⁈
— Успокойтесь, — попросил я, садясь на брусчатку рядом и стараясь выглядеть максимально дружелюбно. — Здесь никто не причинит вам вреда.
Она оторвала руки от лица, и я потрясённо наблюдал, как её лицо и тело меняются, трансформируются, превращаясь из потрясающе красивой пожилой леди в молодую брюнетку с внешностью, из-за которой было бы не стыдно начать Троянскую войну. Только на этом она не остановилась, стремительно молодея, пока не превратилась в обворожительную девочку-подростка.
— Что со мной⁈ — простонала она, в ужасе рассматривая то свои руки, то меня.
— Прошу вас… — начал я, но был прерван очередным стоном-всхлипом, и процесс изменения возраста обернулся вспять.
За какие-то пять минут богиня Красоты состарилась на десятки лет, затем вернулась назад, и снова, и снов, и снова по кругу. Всё это время она плакала и причитала, пока я безуспешно пытался наладить с ней контакт и хоть как-то утешить. Я понял, что ошибся так, как не мог и представить. Я вернул Красоте лицо, но она оказалась даже более нестабильна, чем вросший в свой стол Творчество. Прежде чем выпускать её из комнаты и объяснить суть проблем в Обители тут требовалась работа опытного психолога, которым я ни разу не являлся.
Наконец она прекратила плакать, схватив меня за руку так сильно, что та немедленно начала затекать. Её возраст застыл — по крайней мере, пока — на зрелой красавице слегка за сорок, но это касалось лишь внешности. Ещё спустя пару минут мне удалось уговорить её встать и слегка осмотреться. Город вокруг нас всё ещё застыл во времени, но в этом были свои плюсы. Мы словно находились в центре великолепной картины, посвящённой радости жизни. Сделав пару шагов по мосту, Красота посмотрела на повисшие в небе огни фейерверка и наконец улыбнулась — тихонько и неловко, но от души.
— Как красиво…
БАХ!
Первой моей мыслью было, что фейерверк каким-то образом продолжился, но я тут же заметил отлетающую в сторону цифру — 50 урона. Опустив глаза, я увидел алое пятно, расплывающееся с правой стороны живота.
БАХ! БАХ!
С новым уроном пришла боль — раскалённая, адская, разрывающая внутренности на куски. Я упал на землю, хрипя и истекая кровью, едва найдя в себе силы, чтобы обернуться под нарастающий крик Красоты.
Пространство «комнаты» уродовала рваная рана, за которой виднелась внешняя Обитель. А перед разрывом стоял Улисс с дымящимся пистолетом странной конструкции — с пятью стволами. Интуиция не сработала против бога — особенно когда тот решил играть настолько грязно.
БАХ! БАХ!
Если бы не «Крепкий орешек», последние две пули отправили бы меня на перерождение прямо сейчас. Но разница была невелика — после такого урона я просто не мог пошевелиться, чтобы дотянуться до заплечного мешка с лечебными зельями, а обильное кровотечение лишало возможности хоть чуть-чуть отрегениться «Даром жизни».