Ширер посмотрел на меня удивленно.
— При чем тут война?… — пробормотал он.
Занятия по радиосвязи мне нравились, и я довольно быстро научился работать на ключе и на приеме, а затем только развивал скорость. Довольно легко справился с шифровальным делом и тайнописью.
Труднее всего мне далось подрывное дело — у меня не хватило чисто технических познаний.
Последней учебной дисциплиной было спецвооружение. Первый ее раздел — яды. Когда инструктор объяснял, как следует применять яды для отравления колодцев и водоемов, я сказал, что отравленной водой могут воспользоваться дети.
— Ну и что из этого? — спокойно возразил инструктор.
— Как это что? — возмутился я. — Детей убивали гитлеровцы, и их за это вешали!
— Из вас делают не медицинскую сестру, а разведчика, — сказал инструктор.
— Убийцу детей?
— Идите вы к черту! — разозлился инструктор. — Пусть вам объясняют это начальники.
Занятие кончилось. Но, когда я пошел домой, часовой, посмотрев мой пропуск, сказал, что меня вызывают к мистеру Глену.
Мистер Глен ходил по кабинету из угла в угол.
— Входи. Садись, — отрывисто бросил он и продолжал маячить по кабинету. Потом сел в кресло напротив меня. — Ты что же хочешь? — спросил он тихим, дрожащим от напряжения голосом. — Чтобы тебя и меня вышвырнули на помойку? Ты что — дурак? Не понимаешь, что я создал тебя из дерьма и в одну минуту могу превратить снова в дерьмо? И следа твоего не останется! И он еще собирается создавать семью!
Он сказал это мне прямо в лицо, и, оттого что это говорил именно он, мне стало очень страшно.
— Иди домой. Завтра твоя судьба будет решена…
Я пришел к себе в гостиницу. Страх не покидал меня. Я, что называется, кожей чувствовал, что меня действительно могут уничтожить, стереть с лица земли. Я не мог один оставаться в номере и спустился на первый этаж, в вестибюль. В это время в ресторане заиграл джаз, и я повернул туда.
Первая рюмка виски облегчения не принесла. А вторую я не успел выпить — в дверях ресторана появился мистер Глен. Увидев меня, он помахал рукой и стал проталкиваться к моему столику через толпу танцующих.
— Виски? Прекрасно! — сказал он, садясь, подозвал официанта и распорядился принести вторую рюмку. — Напиться в одиночку от страха — вполне логическое завершение твоего портрета. Поставь рюмку, больше ты пить не будешь.
Он выпил свое виски, заплатил по счету и встал:
— Идем к тебе…
Я пел за ним, и у меня от страха немели ноги.
Копи мы вошли в номер, мистер Глен запер дверь и ключ положил себе в карман. Он сел в кресло, я — на постель. Долго молчали.
— Это, Юрий, последний, самый последний разговор, — начал он наконец усталым голосом. — Последний, и ты, пожалуйста, помни это каждую минуту, чтобы потом не раскаиваться. А теперь слушай меня внимательно.
Он встал, прошелся по комнате и остановился против меня.
— Итак, тебя смутили отравленные колодцы… дети, — сказал он. — Но вспомни уроки мистера Киркрафта. Как была разгромлена Япония? Как?
— На нее были сброшены атомные бомбы, — ответил я.
— Итак, атомные бомбы. Сотни тысяч убитых?… Так или не так?
— Так.
— Ты слышал или читал где-нибудь, что люди прокляли нашего летчика, который сбросил на Японию атомные бомбы?
— Нет.
— А ведь среди погибших были тысячи детей?
— Да.
— Летчик, который сбросил атомную бомбу, знал, что она убьет и детей? Как ты думаешь?
— Наверное, знал.
— Так почему же он не возмутился и не повернул самолет назад? Не знаешь? Тогда запомни: он не сделал этого потому, что был офицером, который, как и ты, дал присягу Америке. Он выполнил приказ. Это тебе ясно?
— Да.
— А если бы он не выполнил приказа, его бы расстреляли — это, так сказать, в скобках. Дальше. Будущая ядерная война будет еще страшней. Не тысячи погибших, не сотни тысяч, а миллионы! Уничтожение целых государств, а не городов. Так или не так? Отвечай.
— Так.
— Тогда что стоит твоя драма с каким-то идиотским колодцем? Америка научила сбрасывать бомбы тысячи летчиков. Но Хиросима выпала только одному. Каждый человек в свое время должен выполнить свой долг! Теперь о детях… Я христианин, но меня очень тревожат дети русских коммунистов, из которых вырастут такие же коммунисты, как их отцы. Я не хочу, чтобы мне досталось когда-нибудь отравлять детей любой национальности, но, если спасение будущего человечества от ужасов коммунизма будет зависеть от этого, я выполню такой приказ безоговорочно. И весь христианский мир поймет, почему я это сделал…