Только мама и нашла для меня хотя и слабое, а все-таки утешение. «Мы же с тобой, — говорила она, — совсем ничего не знаем. Какой толк думать да гадать попусту? Надо ждать, и мы узнаем правду…» Сколько раз я, ложась спать, загадывал — завтра встану и узнаю, что Пал Самсоныч вернулся.
Загадал я это и вчера, под день своего рождения. Как только проснулся, вскочил с постели и — к окну, но дом Пал Самсоныча по-прежнему заколочен…
…Я и мой школьный дружок Леня Дикарев ранним утром отправились на рыбалку. Какое это было чудесное утро! Роса обжигала нам ноги, а мы смеялись во все горло, и эхо откликалось в овраге нашими голосами. Дон был такой спокойный, будто он остановился.
По случаю перехода в пятый класс отец подарил Леньке замечательную бамбуковую удочку и целый набор блесен; мы должны были обновить подарок и обязательно поймать щуку. Но у нас ничего не получалось: удочка была тяжелой, а леска длинной, мы никак не могли ее забросить. Блесна цеплялась за кусты, за наши рубашки и, наконец, вцепилась Леньке в руку. А мы все равно смеялись как сумасшедшие.
— Эй вы там! Хватит! Не пришлось бы поплакать! — крикнул нам из кустов рыбак.
Мы притихли, разняли удочку на составные части, к тонкому концу привязали обычную леску и стали ловить пескарей.
Возвращаясь домой, мы поднялись на косогор и пошли вдоль оврага. Навстречу нам из кустов выбежал Борька Лузгин — первый хулиган на нашей улице.
— На, гляди… — Мы показали ему ведерко с рыбой.
— Чумовые, — сказал он. — Война, а они рыбу ловят. Война!
— Какая война? — спросил Леня.
— Такая, — неопределенно ответил Борька и пошел вместе с нами. — Батька мой уже побежал в военкомат, — сказал он, пройдя несколько шагов. — Как его заберут, и я пойду. Винтовку дадут — здорово!..
— Так и дадут, держи карман шире, — сказал Леня.
— Всем дадут! — уверенно заявил Борька. — По радио говорили — все возьмут в руки оружие. Все!
Возле своего дома Борька остановился:
— Ну, чумовые, пошли вместе в военкомат?
Мы промолчали и не торопясь пошли дальше.
— Борька и соврет — недорого возьмет, — сказал Леня.
Я свернул к своим воротам, а Леня пошел дальше — он жил в переулке.
Дома радиотарелка пела что-то боевое, неразборчивое. Потом духовой оркестр сыграл марш и мужчина начал читать стихи. Наверняка Борька соврал про войну.
Мамы не было, у нее на заводе сегодня проводили воскресник. Я пошел к тете Лене.
— Борька Лузгин говорит, что война, — сказал я.
Тетя Лена включила свою тарелку и сердито посмотрела на меня:
— Ты что дурацкие шутки шутишь?
Я не успел ответить — радио говорило о войне.
— Что же это будет? Что будет? — вдруг закричала тетя Лена и начала запихивать в шкаф свое шитье.
— Юрик не у тебя? — спросила в окно мама. Вся вымазанная в глине, она тяжело дышала — наверное, бежала.
Потом, прижав меня к груди, она гладила меня по волосам и приговаривала:
— Сынок мой единственный… Слезинка моя… Ты не бойся, я тебя не дам в обиду, не дам.
— А я и не боюсь, — сказал я. — И ты, мама, не бойся, и вы, тетя Лена.
И тогда они обе заплакали.
5
Прошло ровно пять военных месяцев. Как известно, немцы вошли в Ростов 21 ноября 1941 года…
Фашисты! Мне снилось само это слово — мохнатое, грязное, рычащее. Сердце надрывалось от лютой ненависти, когда радио рассказывало о том, что они творили на нашей земле. Мы, ребята, запоминали имена героев нашей армии, о которых коротко и словно второпях сообщало радио. И завидовали Борьке Лузгину — он выполнил свое обещание и уехал на фронт.
Мама все лето работала на заводе, а потом завод остановился, его должны были куда-то увезти. Но все равно мамы целыми днями не было дома — она рыла окопы и противотанковые рвы возле нашего города.
Война была все ближе и все страшней… Радио передавало названия все новых и новых городов, захваченных фашистами, и я знал — эти города совсем недалеко от Ростова. По нескольку раз в день объявляли воздушную тревогу, и я, сидя в подвале нашего дома, с замирающим сердцем слушал уханье фугасок и трескотню зениток. Я мог целый день неподвижно просидеть дома, тупо слушая радио и вздрагивая от каждого звука на улице. Было очень страшно, и я без конца повторял вслух: «Только бы пришла мама», «Только бы пришла мама»…
Она возвращалась, начинала готовить еду, рассказывала городские новости, и страха как не бывало. Однажды она пришла и весело сказала: