— Жаль, — говорю я, прочищая горло. — Я бы прямо сейчас не отказался от рожка.
— Ну, они, наверное, все еще там, — дразнит Сильвер. — Я и сама бы не отказалась от шоколадного, но не хотела выглядеть бесчувственным кладбищенским туристом.
— О, да. Я ненавижу этих гребаных парней.
— И я тоже. Они самые худшие.
Я снова смеюсь, но на этот раз смех звучит сдавленно. Сильвер ничего не говорит. Она ставит корзину, которую держит рядом с надгробием Бена, затем тихо расстилает на земле толстое одеяло, опускается на него на колени и начинает распаковывать вещи, которые принесла с собой.
Три контейнера, покрытые металлической фольгой; один термос; ножи и вилки; пластиковые походные тарелки; и маленькая картонная коробка, которая выглядит так, будто ее привезли из пекарни напротив. Какофония запахов ударяет мне в нос, когда я собираюсь с духом, наконец-то освободившись от бурных эмоций, которые овладели мной до ее прихода. Это заняло у меня слишком много времени, но я встречаюсь взглядом с Сильвер и киваю ей в ответ, когда девушка кивает мне. Ей не нужно задавать свой вопрос, это написано у нее на лице.
— Я в порядке, — подтверждаю я. — Просто... тяжелое утро, знаешь ли.
— Да, — говорит она, пододвигаясь, чтобы сесть рядом со мной. — Я упаковала большинство из этого вчера вечером. Решила, что ты захочешь съездить сюда и немного побыть с ним, прежде чем столкнешься с чем-то еще. Хотела остаться у тебя дома и подождать тебя, но потом подумала, что тебе может понадобиться компания, так что... надеюсь, ты не возражаешь?
— Господи, Argento, я так рад, что ты здесь, что могу снова заплакать, — шучу я. Однако шутка проваливается, в основном из-за моей убогой, погранично-жалкой подачи.
Сильвер наклоняется ко мне и кладет голову мне на плечо. Она не упоминает тему слез, хотя именно я поднял ее.
— Мне очень жаль, Алекс. Это самый ужасный день в мире, не так ли?
Да. Для меня — да. После того дня, когда Мэйв появилась на моем пороге с трагическими новостями, и того дня, когда я наблюдал, как Бена опускают в землю, сегодня действительно худший день в мире. Это должен быть знаменательный, счастливый день. Предполагалось, что дни рождения должны отмечаться и нести радость, но я боялся сегодняшнего дня с тех пор, как должным образом осознал тот факт, что Бен мертв, и я не заберу его жить со мной в ту самую секунду, когда мне исполнится восемнадцать.
Я так благодарен, что Сильвер сейчас не пытается засунуть мне в глотку радугу и бабочек. Это было бы вполне понятно и даже простительно, если бы она захотела попытаться представить сегодняшний день в позитивном свете и сделать из этого большое событие. Но она меня знает. Сильвер меня понимает. Она любит меня и знает, что сегодняшний день для меня один из самых мрачных.
Я поворачиваюсь и целую ее в висок, закрываю глаза и прижимаюсь лбом к ее волосам. От нее пахнет цветами, солнцем и стиральным порошком, которым я вчера стирал простыни, зная, что она останется ночевать.
— Знаешь ли ты, как сильно я люблю тебя, Сильвер Париси? — бормочу я.
— Очень сильно, — шепчет она. — Почти так же сильно, как я люблю тебя.
Моя улыбка причиняет боль, это было очень мило.
— Ты знаешь, какой мрачной и совершенно дерьмовой была бы моя жизнь без тебя?
— Черной, как смоль? — гадает она. — Угольно-черной? Как черный обсидиан?
— Вероятно, как черный обсидиан.
Сильвер мудро кивает, как будто этот выбор имеет самый большой смысл.
— Я рада, что твоя жизнь не обсидианово-черная. И рада, что хоть немного её осветила.
Я сажусь прямо, подвинувшись так, чтобы взять ее лицо в свои руки. Ее взгляд скользит по моим чертам, а радужки похожи на ртуть, как движущиеся молнии, пойманные в стеклянную бутылку.
— Ты не просто немного её осветила. Ты — солнце, Argento, — говорю я ей. — От тебя исходит столько тепла, жизни и радости, что это, черт возьми, выплескивается из меня. Во мне больше света, чем я знаю, что с ним делать. Просто потерять его... потерять Бена... эта боль была черной дырой, которая становилась все больше и больше. Я думал, что она проглотит меня целиком. Но ты не позволила этому случиться. Ты дала мне то, за что я должен был цепляться. Я был дерьмовым, и мне очень жаль, что так получилось…
Сильвер закрывает мне рот ладонью и медленно качает головой.
— Несмотря на все слухи в Роли Хай, ты человек, Алессандро. А люди ломаются и разваливаются, когда умирают те, кого они любят. Это жестокая правда. Никогда больше не пытайся извиниться передо мной, или я лишу тебя привилегий на массаж спины.