— Что-то я не припоминаю, чтобы у меня была привилегия на массаж спины. — Слова звучат приглушенно, потому что Сильвер все еще прикрывает мне рот рукой.
Она смеется, многозначительно подмигивает мне и опускает руку.
— Если ты правильно разыграешь свои карты, то в будущем у тебя может появиться такая привилегии. А пока у меня есть к тебе один вопрос.
— Какой?
Девушка выглядит очень серьезной.
— По шкале от одного до десяти, насколько странно есть праздничный завтрак на кладбище?
— Думаю, семерка, но я так голоден, что мне все равно, насколько это странно. Все, что у тебя есть в этих контейнерах, пахнет чертовски вкусно, и думаю, что мы должны съесть все это прямо сейчас, пока оно не остыло.
Я не особо голоден. Просто хочу заставить ее улыбнуться, что она и делает, когда разворачивает контейнеры, открывая свои шедевры завтрака на день рождения: курица и вафли в одном, блины и свежесрезанная клубника в другом, и, наконец, бекон и яичница в третьем. Так много еды, что мы никогда даже близко не подойдем к тому, чтобы закончить все это. Но мы, черт возьми, попытаемся сделать это как следует. В ту же секунду, когда я кладу в рот кусочек курицы и вафли, я понимаю, что на самом деле очень голоден, и принимаюсь за работу.
Бен не возражал бы против завтрака на его могиле. Допивая вторую чашку кофе из термоса, который Сильвер принесла на наш жуткий утренний пикник, я думаю о том, что он бы всецело одобрил это и присоединился к нам. Он бы сразу набросился на блины Сильвер. Они были его любимым блюдом.
Как только мы заканчиваем набивать наши животы, и настолько наелись, что стонем, Сильвер хватает корзину для пикника и тащит ее к себе. Я начинаю складывать посуду, думая, что пора убирать, но Сильвер останавливает меня.
— Еще нет. Если мы нарушаем кладбищенский этикет, то должны делать это как следует. Тебе нужно открыть свои подарки, — говорит она.
Я тупо смотрю на нее, слегка ошарашенный.
Ее улыбка начинает исчезать.
— О, черт. Подарки — это немного чересчур, да? Я должна была хорошо подумать. Прости.
— Нет-нет. Я просто... это... просто я не думаю, что кто-то покупал мне подарок на день рождения с... — Я напрягаю память, пытаясь подсчитать.
И тут меня осеняет: я не получал подарков на день рождения с тех пор, как умерла мама. Но это слишком угнетающе, чтобы признать вслух, поэтому я просто смеюсь и пожимаю плечами, как будто это не имеет большого значения.
Сильвер колеблется, как будто точно знает, сколько времени прошло с тех пор, как кто-то был добр ко мне в мой день рождения, но, к счастью, она ничего не говорит об этом. Девушка достает из корзины маленькую коробочку, завернутую в бело-голубую полосатую оберточную бумагу. Я с трепетом принимаю коробку. Как, черт возьми, нормальные люди получают подарки? Как они, бл*дь, реагируют? Что, черт возьми, они говорят? И самое главное, почему сейчас мне так чертовски неловко?
— Ухх... спасибо. — Боже, какой же я долбаный идиот. — Я... бумага классная.
Сильвер со стоном смотрит на небо.
— Бумага стоила девяносто девять центов в универмаге. Это было все, что у них осталось после Рождества. Просто открой его уже, Моретти. Если ты заставишь меня ждать дольше, я покроюсь сыпью.
Сильвер ворчит, когда я осторожно открываю ее подарок, отклеивая ленту и разворачивая ее с обоих концов вместо того, чтобы разорвать полосатую бумагу. В какой-то момент девушка почти выхватывает подарок из моих рук и рвет его сама. Но я ухитряюсь залезть в коробку раньше, чем она успевает это сделать.
Под оберточной бумагой — маленькая коробочка для драгоценностей. Забавляясь, я поднимаю её вверх, выгибая бровь.
— Украшение, Париси?
— Ах! Открой эту чертову коробку, Алекс!
— Ладно, ладно! Маленькая Мисс Нетерпеливая.
Я открываю коробку, любопытствуя, что же я там найду. А там, на синей бархатной подушечке, лежит золотой медальон. Он маленький, такого же размера, как мой Святой Христофор, который я ношу на шее, но на поверхности этого медальона нет выгравированного святого. Это герб. Мне он незнаком. Я достаю медальон из коробки и внимательно рассматриваю. Вдоль нижней части, вокруг внешнего края поверхности монеты, выгравировано слово «Париси».
— Это, наверное, довольно глупо. Но на этой стороне герб моей семьи. А с другой стороны…
Я уже перевернул его, чтобы найти фамильный герб Моретти на другой стороне.
— Я знаю, что ты чувствуешь. Знаю что, когда твоя мама ушла, и... теперь Бен тоже, — говорит Сильвер, с трудом подбирая слова. — Я знаю, тебе может показаться, что ты один. Но это не так, Алекс. Я — твоя семья, а ты — моя. Париси. Моретти. На самом деле это всего лишь слова. Понятия. Я выгравировала на нем наши имена, чтобы показать, что эти понятия — одно и то же. Мы навеки связаны друг с другом, Алекс. Навсегда. Две стороны одной медали.