На этом сообщение закончилось, машина отключила социального работника, но было уже слишком поздно. Ущерб уже был нанесен. Бен слышал эти волшебные слова — его брат нуждался в нем — и все. Конец. Она никак не могла удержать его на Гавайях, не вызвав отвращения. Она пыталась, даже зная, о вероятных последствиях. Ей удалось задержать поездку обратно на материк на неделю. Откладывала. Говорила мальчику, что его брат сам позвонит, если захочет, чтобы Бен вернулся. Но в конце концов она больше ничего не могла сделать. Она неохотно купила билеты обратно в Сиэтл, злобно стуча по клавишам клавиатуры, вводя цифры своей кредитной карты в бланк бронирования. И вот теперь, в одиннадцать часов вечера, они ехали сквозь метель в забытый богом Роли, вместо того, чтобы укрыться одеялом и крепко уснуть в своем маленьком гавайском раю.
Женщина сжимает челюсти, глядя прямо перед собой, пытаясь дышать сквозь гнев.
— Знаешь, Бенни, тюрьмы — довольно страшное место. Даже для взрослых. Ты уверен, что хочешь поехать туда завтра?
Женщина знает, что это удар ниже пояса, но она должна попытаться. Мальчик смотрит на неё, широко раскрыв глаза из темных глубин заднего сиденья.
— Я не боюсь, — говорит он. — Я очень взволнован. Я видел тюрьму только по телевизору. И я наконец-то увижусь с Алексом. Он уже давно меня ждет.
— Он не знает, что ты приедешь, помнишь? Мы держали это в секрете, так что это будет сюрприз.
Женщина убедила мальчика, что это будет забавно, что-то вроде игры — неожиданно появиться в тюрьме. Грязная правда заключается в том, что она все еще надеется убедить его, что этот визит — плохая идея.
Мальчик задумчиво кивает в зеркало заднего вида.
— Я все понимаю. Но он будет очень рад, когда я приеду. Держу пари, он скучал по мне. Теперь мы все можем провести Рождество вместе, да? Мы сможем забрать его домой из тюрьмы, и все будет хорошо.
— Это так не работает, приятель. Твой брат сделал что-то очень, очень плохое. Вот почему его держат в тюрьме. Ему придется остаться там, пока они не решат, что с ним делать. Мы ведь уже говорили об этом, помнишь? Есть шанс, что Алексу придется пробыть в тюрьме очень долго. Может быть, даже годы.
Разве это не было бы чертовски охренительным?
Откуда этот кислый привкус во рту? На вкус как ложь и обман. Женщина проглатывает его, изо всех сил стараясь не обращать внимания на гнилой привкус. Она не стала лгать ребенку. Его брат застрелил кого-то, черт возьми. Застрелил кого-то, хорошего мальчика из богатой, обеспеченной семьи. Она уже провела свое исследование. Она читала новости в интернете. Ходит много слухов и высказываний, но эта женщина уже много лет имеет дело с братом мальчика. Она знает его вдоль и поперек. Он лжец и вор, ломает все, к чему прикасается. Не может быть, чтобы он застрелил кандидата в Лигу Плюща, потому что тот пытался убить его маленькую глупую подружку. Вероятно, она пришла в себя и изменила брату мальчика с Уивингом. Это было более вероятно. Брат, вероятно, застал их вместе в постели, трахающихся, как похотливые придурки-подростки, какими они и были, и вышел из себя. Вытащил пистолет и в приступе ярости выстрелил в Уивинга.
— Я просто хочу его увидеть, — тихо говорит мальчик. — Я знаю, что он не хотел причинить вред тому другому мальчику. Алекс не плохой, мама.
Ох. Бедное, наивное, невинное, милое дитя. Может быть, реальность тюрьмы немного испугает его. Она пойдет с ним утром, и ничего не сделает, чтобы защитить его от ужасов недофинансированной тюрьмы. Есть все шансы…
Вот дерьмо!
Красный.
Белый.
Испуганные, дикие карие глаза.
Удар сотрясает машину, звучит оглушительный треск.
Лобовое стекло... исчезло.
Стекло, разбитое вдребезги, обрушивается вниз, как алмазы.
Женщина вцепляется в руль, ошеломленная, слепо реагирует, рулит машиной, влево, влево, влево…
Невесомость…
Тьма…
Отчаянный, испуганный крик ребенка.
— Алекс!