Не знаю, сколько я была без сознания, но очнуться разом не получалась. В голове было туманно и вязко, как в морозное январское утро, каждая мысль хрустел от потугов, отражаясь неприятным шумом в ушах.
Проверила наличие беруш, но они остались нетронутыми ровно там, в ушных раковинах на достаточном углублении, чтобы не мешать во время сна на боку.
Привстала, опёрлась на пластиковую прикроватную тумбу, на которой стоял стеклянный сосуд и стакан с водой. Попробовала налить, но руки немного подрагивали, а мир вокруг раскачивался, будто на качелях. Зрение абсолютно расфокусировано.
— Развлеклась? — глубоким тембром вопросил правый неосвещенный угол.
Как раз там на полке сиротливо лежало красное яблоко, но в этот раз я на данный фокус не повелась и со вздохом обернулась на капитана космического судна, на котором имею честь прибывать сейчас.
От резкого движения моя небольшая каюта поплыла перед глазами:
— Ууу.., — глубокомысленно заявила, схватившись за виски и медленно, массажными движениями начала их ощупывать.
Ота встал и разом как-то сократил свободное пространство до минимума своими широкими плечами и возвышающейся головой с чёрными смоляными кудрями, собранными в привычный хвост. Разрезы хищных ноздрей надулись, как паруса на рангоуте четырёхмачтового барка от дуновения сильного ветра. Он будто втянул в себя весь воздух разом, дышать стало тяжело и не чем.
— Ты понимаешь, дщерь людская, зачем была взята мной на корабль?
Опять икнула от нервного напряжения, повисшего в воздухе, и я втянула голову в плечи, аки страус засовывает оную в песок, как ведают притчи во языцах, чтобы спрятаться от наступавшего врага.
Единственное, что было непонятно, так это употребленное обращение, которое могло означать, как и оскорбление в мой адрес, так и неприятная характеристика, данная моим родителям. За них стало особенно обидно.
Мужчина рыкнул, а радужка в глазах потемнела сразу на несколько тонов, но полностью чёрной, к радости, не стала.
Он сделал шаг вперёд, вплотную приблизившись, рывком поднял на ноги, отдёрнул руки, но судорожно сжал их в кулаки, будто бы пытаясь сдержаться.
— Не будь ты женщиной и шеду нистикса, я бы не посмотрел на то, что подданная другой планеты, открутил бы твою недостойную голову с тонкой шеей, как у индоцыплинада и даже не покаялся бы после матери прародительнице.
Я понимала, что поступила недостойно и глупо, но сказались обстоятельства, от которых хотелось выть и бросаться на пустую стенку без окон. Был так паршиво, что казалось, будто выпив, я сумею ускорить пребывание в неведомые дали. Да и Астера расшевелить хотела. Последнее даже увенчалось успехом.
— Ты разрушила жизнь моего астера галиаса вито талия.., — я поняла, что говорил он о моём светловолосом подельнике, которого мне стало очень жаль, потому что раз капитан узнал, светит ему вахта или ещё что покруче.
Дальше за чувством вины сумела пропустить даже тираду, было очень стыдно и плохо. Ведь ладно бы просто напилась, другого подставила, да ещё в момент исполнения службы. Ну и вела себя непристойно.
В этом время мертвой хваткой Ота вцепился в моё запястье и потащил прямо по коридору, но в противоположную от капитанского мостика сторону. Сюда я никогда не забредала по той причине, проход был прегражден алюминиевыми воротами. Моментально отварив барьер, меня повели по прямому лучу напольного покрытия к дальней светящейся двери. Стало не по себе.
Каждый шаг отражался от стен и эхом бил по барабанным перепонкам. Раз-два, раз-два...
В комнате находился коленопреклонённый Астер с открытым лбом, с которого была снята, такая привычная, белая повязка. Над ним склонился угловатый мужчина средних лет с тёплыми камелопардовыми, как брюхо жирафа, глазами. Перед лицом он водил пучком горящих душистых трав, пускающих тёмный дымок в воздух — словно мы находимся в чисто поле, изгоняем демонов, настолько это было чуждым на звездолете посреди космоса.