— Так был бы второй этап розыска предателя? — осторожно попыталась развеять напряженную тишину.
Это было подобно вынутой пробке из бутылки шампанского: громкий хлопок и много брызг, а также шипящая пена.
— Пытки, — не спеша прояснять, заверил меня август-адмирал.
Я едва ли не икнула, как люблю делать в моменты особого душевного страдания.
Подождите, ведь только сейчас рассуждала об сверхразвитом обществе инопланетян, а они тут до сих пор не перешагнули столь явный анахронизм, как целенаправленное причинение мучений физического и психологического характера с целью получения информации?
— Предатель должен был быть найден любыми способами, — исключил шутку, подтвердив слова командира Ас.
Через минуту оба мужчины покинули комнату, не оглядываясь и больше не перебрасываясь фразами.
Смерть шпиона вовсе не исключала наличие других подосланных протагитарианцами людей. А раз так, по всему выходило, что с меня обвинения просто не снимут. Более того, через пару дней мы прилетаем на Ортагитерию. Хочу ли я увидеть место, где рождалось такое странное и непонятное мне общество с дикими законами, абсолютным отсутствием нормальной семьи и практикой пыточных средств для восстановления справедливости? Однако бежать по сути некуда и придётся потерпеть. А ещё лучше расшифровать им яблоко и нестись прочь к родителям, бабушке и брату.
Глава 9 “Серая планета”
За пару дней до праздничного ужина на станции “Колыбель”
Облачившись в защитные скафандры, мы, наконец, смогли ступить на выжженную поверхность, покрытую пылевидной серой массой. Сначала я её ошибочно приняла за песок, но после убедилась, что неправа: для сыпучего материала та была чрезмерно лёгкой и постоянно норовила заслонить обзор на основном остеклении, оставляя цирконовые разводы после себя. Само обстоятельство не сильно мешало идти, благодаря встроенному в шлем светофильтру, однако весьма нервировало. А чуть позже мне пояснили, что это за субстанция — мёрзлый пепел, продукт измельчения магмы.
Парадокс всего места заключался в том, что несмотря на очень низкую температуру, на расстелившемся перед нами плоскогорье напрочь отсутствовали осадки в виде снега. Очень тонкая корка льда моментами проявлялась на особенно выпуклых участках, поэтому нужно было внимательно следить за тем куда ступаешь, а не глазеть по сторонам, иначе чревато было приземлиться на незащищенную от ударов спину. Костюм хоть и являлся абсолютно герметичным, сделанным из нескольких слоев ткани и оснащенным собственной системой жидкостного охлаждения, набором средств для выживания, аварийной кислородной системой и парашютом, но по сути состоял из нейлонов различной фактуры с неопреновой и уретановой пропиткой, которая вполне позволяла ощутить остроту каждого камушка. Корка без усилий хрустела под ногами, распадаясь на миллиарды мелких осколков.
Мы ступали по обычной с виду аллювиальной равнине — выемка с большим количеством речных отложений от бурых до асфальтовых цветов. Преобладающая форма у всего рельефа была какой-то плавной, обтекаемой. Даже горизонт, как бы это смешно не прозвучало, завалился на один бок и загнулся к чёрной далёкой возвышенности. А кругом пустота, абсолютная, даже в воздухе. Но больше всего поражала конечно не поверхность, её я успела вдоволь рассмотреть ещё по прилете. Если избегать научного языка и не говорить о диполях и степенях длины световой волны, то небо здесь можно описать просто — насыщенно оранжевым, как налившиеся под солнцем апельсины. Промежуточный в спектре электромагнитного излучения оптического диапазона между красным и жёлтым, этот цвет был настолько непривычным глазу, что мне несколько раз хотелось отключить экран, закинуть голову и всматриваться заворожённо на протяжении длительного времени без всяких препятствий на это волшебное зрелище.
Преодолеваемый нами участок избежал тотального обледенения, благодаря насильственному смещению литосферных плит, разместивших по соседству вулканический пояс. Именно от внутреннего жара геологического образования, которое уже много веков будто застыло в процессе извержения, здесь творятся такие чудеса. Сайкару даже называют данное место зарождением. На их языке, безусловно, слово звучит более напевно, с музыкальным строем, где ударение почти всегда падает на последний слог.