— Влепили, в точку! — сказал облегченно тот же голос.
Федор пошел в порт на рейсовый катер. Женька куда-то запропастился. Наверное, пошел провожать свою партнершу по танцам. А Нина почему так рано ушла? И Демыкин. Неужели и Нина... сговорчивая? Горькая обида наполнила сердце. Все они такие, "эрзац-матросы"! Правильно Женька говорит: все они одинаковые! И она такая же! Такая же!..
Федор шел к порту, мысленно давая обидные прозвища Нине.
Он подходил к Каботажке, когда услышал хриплую брань. Прислушался: бранились не на русском языке. "Союзнички чего-то не поделили", — подумал Федор и, пройдя несколько шагов, направил лучик фонарика вперед. Лучик вырвал из темноты двух американских офицеров и негра.
Офицеры били негра.
— Эй! Что вы? — сказал Федор, быстро подходя к иностранцам.
Офицеры уставились на Федора, осветив его, в свою очередь, фонариками. Поняв, что перед ними не патруль, а всего-навсего матрос, офицеры снова принялись за негра.
— Эй! Да вы что! — опешил Федор.
Тогда один из офицеров, постарше, с усами, на ломаном русском языке сказал:
— Это негр, камрад. Негр.
— Ну и что? — совсем растерялся от такого довода Федор.
В ответ офицер помоложе нанес Федору прямой удар в челюсть. У Федора из глаз брызнули искры, он отшатнулся. Но еще более сокрушительный удар сшиб его с ног.
"Что они, сволочи?" — подумал он, сжимая сильнее фонарик в руке.
Пока он поднимался, все изменилось. Вмешался кто-то еще. Про Федора забыли. Он осветил фонариком дерущихся и увидел Женьку Бабкина, который яростно дрался, матерясь на чем свет стоит.
Не успел Федор прийти Женьке на подмогу, как от Женькиного пинка в пах переломился надвое офицер постарше и стал медленно оседать. Тот, помоложе, получил удар в ухо, и, застонав, закрутил головой.
— Рвем отсюда! — крикнул Женька.
Последнее, что заметил в луче фонарика Федор, был негр, испуганно вращающий белками.
— Тэ-экс... отдышался Женька в порту. — Морской порядочек! Этот, с усиками, без наследников останется.
Федор вспомнил мучительную гримасу офицера, получившего пинок в пах, и содрогнулся от мысли, что Женька покалечил человека.
— Зря ты его так...
— Чего? — Женька даже остановился. — Да они б тебя, если б не я!.. Они б тебя, лежачего, в котлету превратили. Жалостливый какой! Посмотрите на него! — кипятился Женька. — Думаешь, они б тебя пожалели?! Говори спасибо, в ножки кланяйся, дурак! Этот молоденький тоже слегка оглохнет. Смотри, чем я его!
Женька осветил руку. На пальцах тускло блеснул свинцовый кастет.
— Ну как на втором фронте?
Федор понял, что он о зенитчице.
— Никак.
— Боишься ты их, что ли?
Федор промолчал.
— Учти: бабы любят нахальных, — настаивал Женька. — Философию тут в сторону, больше руками действуй. — И беспечно добавил: — А я по морде заработал. Такая смелая с виду, а дальше шинели ни-ни. Время только потерял. Где катер-то?
Друзья прошли по пустынному причалу, не сразу заметили торчащую на уровне настила мачту рейсового. Был отлив, катер болтался где-то внизу.
В кубрике, где уже битком было набито матросов. Женька живо нашел себе и Федору место и, устроившись, подмигнул:
— Соснуть бы сейчас минут шестьсот!
— Слушай, — вполголоса сказал Федор. — А ведь нам трибунал будет, если узнают про американцев.
— Хо! Кто видел? Шито-крыто! Не дрейфь! В крайнем случае рви тельняшку, пуп царапай и кричи: "Моя хата с краю, ничего не знаю!" А потом мы делали благородное дело — за негра заступились. Интернационализм, солидарность!
Женька длинно, с удовольствием зевнул:
— Приедем — толкнешь.
И уснул. Ром брал свое.
А Федор сидел, не вслушиваясь в голоса и смех матросов, и на душе было нехорошо: не то из-за иностранцев, не то из-за Нины, не то еще отчего.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Случилось это в марте, когда над краем земли бушуют шторма, воют метели и, поднимая сыпучие тундровые снега, носятся осатанелые ветра.
На Студеном море неистовствовал сквозняк. Пронзительно и тоскливо кричали чайки, уносимые бурей от берегов.
Водолазы работали на подъеме американского транспорта, того самого, который до этого разгружали от консервов. День и ночь, сменяя друг друга, спускались в мутно-зеленую кипень. Промывали тоннели под днищем корабля, чтобы завести под корпус "полотенца" — стальные канаты. Потом к "полотенцам" принайтуют понтоны и продуют их сжатым воздухом. Воздух вытеснит воду из понтонов, и они всплывут, подняв корабль.