Боюсь, Федя. Выбросит — перепонки лопнут.
— Это с большой глубины, — неуверенно отговаривал Федор.
— И малой хватит, если насморк. А у меня хронический. Мама всегда говорила: "С таким носом неприлично находиться в обществе", — тяжело вздыхал Толик. — Нижний брас слабо затянут: не достану до золотника — выбросит.
— Дрыхни ты! Тоску наводишь.
Толик затих, а Федор до утра не сомкнул глаз.
Наутро осенний Байкал угрюмо катил холодные, с металлическим отливом волны.
С пирса спускались сразу несколько водолазов.
Федор засунул ноги в резиновый ворот водолазной рубашки и натянул ее до колен. Подошли четверо ребят и под дружную команду "Раз, два, три!" надернули на Федора водолазную рубашку, растянув ее резиновый ворот с четырех сторон. Теперь ворот оказался на шее. Потом накинули на пояс петлю пенькового сигнала и затянули.
— Водолаз номер один, на калоши! — прозвучала команда.
Федор всунул ноги в калоши со свинцовой подошвой толщиной в дюйм. На плечи надели металлическую "манишку", а к ней прицепили свинцовые грузы, в два пуда весом. Федор покачнулся под этими "медалями".
— Водолаз номер один, на трап!
Федор хотел шагнуть — и чуть не упал: ноги как пристыли. Еле отрывая от настила калоши — по шестнадцать килограммов каждая! — Федор с трудом перекинул ноги на трап и грузно спустился на несколько ступенек. Уцепился за поручни. Острвм осколком вошел в сердце страх.
"Надеть шлем!" — команда.
Голову накрыли медным круглым шлемом, прикрутили его гайками к "манишке", и стал Федор походить на фантастического марсианина. Сзади в щиток била тугая струя воздуха, шипела, обтекая голову.
Щелкнул в шлеме телефон. Голос Степана:
— Водолаз номер один, как чувствуешь себя?
— Хорошо.
А сердце холодит тревога: "Что там, внизу?"
— Как воздух?
— Хорош.
А дума все та же: "Что внизу?"
— Проверить золотник!
Федор ударил головой кнопку выпускного клапана в шлеме, тот упруго клацнул.
— Хорош золотник!
— Закрыть иллюминатор! — приказал Степан.
Перед носом завертелось толстое круглое окошечко — передний иллюминатор. "Все!" Сердце стукнуло с перебоем.
По шлему легонько шлепнули: "Пошел на грунт!"
"Пошел на грунт!" Сколько раз потом слышал эту команду Федор, привычно спускаясь с трапа! Сколько раз он чувствовал, как тяжесть снаряжения, давившая плечи, исчезала при погружении в воду и тело становилось легким, будто поплавок!
Нужно много мастерства, чтобы этот поплавок не выбросило из-за излишка воздуха "сушить лапти". И мало воздуха держать в скафандре тоже нельзя: застучит в висках от кислородного голода, замелькают круги в глазах.
Пока придет уверенность, пока водолаз станет чувствовать себя в воде как рыба, много лиха выпадает на его долю.
Много раз потом будет спускаться водолаз на дно морское, привычно проходить мимо диковинных морских звезд, мимо причудливых и хищных цветов, пожирающих рыб; будет наступать на ежей, похожих на большие ананасы, сплошь утыканные длинными шипами; будет играть с медузой, издали похожей на голубовато-белый парашют; будет наблюдать, как неподалеку скользит пятнистас, как леопард, хищная рыба — зубатка...
Все это потом, а первый раз...
Золотистые ленты солнца прошивали голубовато-зеленую толщу Байкала. Странно, но здесь, в воде, было светлее, чем можно было предположить, глядя на темную поверхность "священного моря". Над головой колыхалась серебристая крыша, вспыхивая искорками — это лучи солнца преломлялись на поверхности волн.
Перед иллюминаторами, семеня ножками, проплыл рачок-бокоплав. Федор позавидовал этой козявке: она не знает тех страхов, что никак не дают ему разжать руку и отпустить последнюю перекладину трапа.
Грунт был совсем близко, и Федор видел на нем каждую гальку. Но ему казалось, что как только отпустит трап, так полетит в пропасть. Неудержимо хотелось выйти наверх, где солнце, где вдоволь воздуха.
Ну надо же было так случиться, что он стал водолазом!
Федор застонал от тоски и обреченности. "Скажу, голова заболела, — мелькнула спасительная мысль. — Пусть вытаскивают".
— Водолаз номер один, отцепись от трапа! — прозвучал по телефону приказ Степана.
"Черт губастый! Отцепись. Тебя бы сюда!" — подумал Федор и в отчаянии отпустил перекладину. Как кусок свинца, полетел вниз, в бездну. Оборвалось сердце...
От мягкого удара о грунт закружилась голова. Некоторое время, ошалев от непривычных ощущений, Федор лежал без движения, не понимая, летит он еще вниз или уже на дне. Потом неуверенно выпрямился, и... какая-то неведомая сила потащила его вглубь, где темнела пропасть.