– Мама? – прохрипела Ария, подходя ближе.
Теперь она заметила, что мамина блузка была помята, а косметика растеклась по лицу грязными полосами. Создавалось такое впечатление, что Элла спала в одежде или вовсе не спала.
– Мама? – снова произнесла Ария голосом, исполненным страха.
Наконец Элла медленно подняла взгляд. Тяжелый, водянистый. Она воткнула вилку глубже в ладонь. Ария хотела протянуть руку и отобрать у нее прибор, но побоялась. Никогда еще она не видела маму такой.
– Что происходит?
Элла сглотнула:
– О… сама знаешь.
Ария проглотила ком, стоявший в горле.
– Что за… красные пятна в прихожей?
– Красные пятна? – безучастно переспросила Элла. – Хм… Может, краска. Я утром выкидывала всякий хлам из мастерской. Много чего выкинула.
– Мама, – Ария почувствовала подступающие слезы, – что-то случилось?
Элла подняла голову – заторможенно, как будто находилась под водой.
– Ты знала об этом все четыре года.
У Арии перехватило дыхание.
– Что? – прошептала она.
– Ты дружишь с ней? – спросила Элла все тем же безжизненным голосом. – Она едва старше тебя. И я слышала, на днях ты ходила к ней на йогу.
– Что? – прошептала Ария. На йогу? – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Еще как понимаешь. – Элла улыбнулась самой печальной улыбкой. – Я получила письмо. Сначала я не поверила, но потом спросила у твоего отца. Можно подумать, я не догадывалась о том, что он стал чужим вовсе не из-за работы.
– Что? – Ария попятилась назад. В глазах зарябило. – Ты получила письмо? Когда? Кто его прислал?
Но по холодному, отсутствующему взгляду Эллы она уже и сама поняла, чьих рук было дело. «Э». Тоби. Это он все рассказал матери.
Ария прижала ладонь ко лбу.
– Прости, – сказала она. – Я… я хотела рассказать тебе, но так боялась и…
– Байрон ушел, – еле слышно произнесла Элла. – К ней. – Она ядовито усмехнулась. – Наверное, вместе занимаются йогой.
– Уверена, мы сможем его вернуть. – Ария давилась слезами. – Я хочу сказать, он ведь должен вернуться? Мы же его семья.
И в это мгновение ожили часы с кукушкой, отбивая полдень. Байрон подарил их Элле в прошлом году в Исландии, когда они отмечали двадцатую годовщину свадьбы; Элла страшно обрадовалась – ходили слухи, что эти часы принадлежали знаменитому норвежскому художнику Эдварду Мунку, автору картины «Крик». Мама бережно везла их в самолете, постоянно заглядывая под пузырчатую пленку и проверяя, все ли в порядке. Теперь им обеим предстояло слушать, как глупая птица двенадцать раз выскакивает из своего деревянного домика. В ее «ку-ку» звучал упрек. «Ты знала. Ты знала. Ты знала».
– Ох, Ария. – Элла сокрушенно покачала головой. – Не думаю, что он вернется.
– Где письмо? – спросила Ария, вся в слезах. – Могу я посмотреть? Понятия не имею, кому понадобилось… разрушать нашу жизнь.
Элла уставилась на нее широко раскрытыми заплаканными глазами.
– Я его выбросила. Не важно, кто его прислал. Важно то, что это правда.
– Мне очень жаль.
Ария опустилась на колени рядом с Эллой, вдыхая знакомый и такой приятный сердцу запах матери, в котором угадывались нотки скипидара, газетных чернил, сандалового дерева и, как ни странно, яичницы. Она положила голову на плечо Эллы, но та отстранилась.
– Ария, – резко сказала она и встала. – Я не могу сейчас находиться рядом с тобой.
– Что? – крикнула Ария.
Но Элла смотрела не на нее, а на свою левую руку – уже без обручального кольца, как успела заметить Ария.
Подобно призраку, Элла проплыла мимо Арии в коридор, и за ней потянулся красный след краски.
– Постой! – вскрикнула Ария, бросившись за ней.
Она начала карабкаться вверх по лестнице, но споткнулась о грязные бутсы Майка, ударилась коленом и заскользила вниз.
– Проклятье, – выругалась она, впиваясь ногтями в ковер.
Девушка заставила себя подняться и, задыхаясь от ярости, добралась до площадки второго этажа. Но мама уже закрылась в спальне. Дверь ванной тоже была заперта. Зато комната Майка оказалась открытой, хотя и пустой. «Майк», – подумала Ария, и сердце снова сжалось от боли. Знал ли он?
Зазвонил мобильник. В полубессознательном состоянии Ария побрела в свою комнату. Мысли путались. Она по-прежнему задыхалась. Ей даже захотелось услышать в трубке голос «Э» – Тоби, чтобы выплеснуть на парня свой гнев. Но звонила Спенсер. Ария с ненавистью уставилась на телефон. Не важно, что Спенсер не была «Э», она тоже оказалась виновна. Если бы Спенсер выдала Тоби еще в седьмом классе, он бы не сумел причинить зло Элле и ее семье.