Тогда она спешно захлопнула оконную раму и закрыла её на обе задвижки – верхнюю и нижнюю.
Сердце колотилось как сумасшедшее, пока Бельская лихорадочно пыталась сообразить, кто посмел перевернуть вверх дном её комнату, а главное, что могли искать?
Деньги оказались на месте в шкатулке. Там же лежали брошь и серьги. Других украшений она при себе не имела, поскольку излишне дорогие драгоценности смолянкам носить не дозволялось. Эти украшения Лиза надевала лишь по праздникам.
Не пропал и красивый флакон французских духов, подаренный отцом на минувшую Пасху. Он лежал среди чулок и вытряхнутого белья. Там же оказались зеркальце, расчёски, шпильки и пудреница.
Одежду на вешалках не тронули вовсе. Равно как и обувь под шкафом.
Лиза прошла к письменному столу. Начала перекладывать тетради. Даже в сундучок с рукоделием заглянула. Не нашла она лишь одной вещи – личного дневника в потёртой атласной обложке.
Девушка давно пришла к выводу, что дневник – развлечение для совсем уж юных барышень, в её возрасте глупо тратить время на подобные безделицы. Поэтому дневник был заброшен. В него Лиза порой записывала лишь важные даты и заметки о том, что никак нельзя забыть. Но, безусловно, он не стоил кражи. В нём не имелось ни важной информации, ни даже достаточного количества свободного места, а сливовая обложка истрепалась по краю и выглядела грязной. В том крылась одна из причин, почему Бельская свой дневник разлюбила – он стал выглядеть ужасно неопрятным. Даже позорным для приличной девушки.
Однако же этого хватало, чтобы утверждать о случившейся краже. Кроме того, в памяти всплыла ещё одна деталь, которая прежде показалась Лизе незначительной: примерно за две недели до отравления Ольга пожаловалась на то, что кто-то копался в её вещах. Вот только у неё ничего не пропало, поэтому девушки списали всё на розыгрыш «голубых» смолянок, которые порой были склонны к мелким пакостям старшим просто забавы ради. А до этого, в самом начале мая, и Татьяна ворчала, что все чулки её перекопаны, словно домовой завёлся и проказничает. Но тогда девушки этому значения не придали: в коробке с чулками Татьяна хранила ценности, но не пропало ничего. Танюша имела склонность к небрежности. Могла сама в спешке затолкать чулки в ящик без должной аккуратности, да и позабыть о том. Но теперь Бельская с ужасом осознала закономерность: обыск в вещах не случаен. Поэтому она едва ли не бегом бросилась на поиски своей наставницы.
Свиридова обнаружилась в учительской. Она пила чай с Ксенией Тимофеевной Веленской, более молодой надзирательницей класса «голубых» смолянок. Женщины сидели за небольшим круглым столиком у окна и что-то вполголоса обсуждали. Вроде бы даже тихонько смеялись, когда Лиза вошла внутрь после короткого стука.
Обе учительницы умолкли и повернулись к ней. Анна Степановна посмурнела, а вот Ксения Тимофеевна, напротив, выглядела заинтересованной внезапным визитом ученицы.
– Bonsoir[9]. Прошу меня простить, что помешала. – Лиза торопливо изобразила реверанс. Она говорила спешно и взволнованно: – Анна Степановна, вы не могли бы пойти со мной? Я хотела бы вам кое-что показать.
– Елизавета Фёдоровна, – взгляд Свиридовой остановился на зонтике, который Лиза продолжала нервно сжимать в руках. – Что с вами? На вас лица нет.
Девушка приблизилась. Остановилась на полпути возле одного из учительских столов, на котором кто-то проверял тетради, но так и не завершил работу. В чашке остыл чай, затянутый мутной плёнкой. А поверх письменных заданий лежала газета – прямое свидетельство того, что работавший здесь человек делал это неохотно и предпочитал отвлекаться.
– Анна Степановна, – Лиза стиснула зонтик, прижимая его к груди, словно последнюю защиту на всём белом свете.
– Да в чём дело, голубушка моя? – наставница поднялась. – Вам нездоровится? Или снова разволновались? Я могу дать вам капли…
– Кто-то рылся в моих вещах, – перебила её Лиза. – Прошу вас, пойдёмте со мной. Я вам покажу.
Классные дамы обменялись озадаченными взглядами.
– Рылся? – Свиридова переспросила так, словно бы в подобном можно ошибиться.
– Часть одежды вытряхнули из шкафа. Тетради на столе валяются в беспорядке. Все ящики открыты, – спешно перечислила Лиза.
– Что-нибудь пропало? – Анна Степановна нахмурилась, однако идти никуда не торопилась.
– Только мой старый дневник.
– А деньги или драгоценности? – подала голос Ксения Тимофеевна.
– Нет, только дневник, – уверенно ответила Бельская. Лизе показалось, что это возмутительное происшествие не просто не удивило классных дам, но они будто бы вовсе не поверили ей, поэтому девушку снова взмолилась: – Пожалуйста, Анна Степановна, пойдёмте со мной. Я вам покажу.