Но Татьяна не реагировала.
Внутри у Лизы Бельской всё будто окаменело.
Девушка метнулась к спящей подруге и принялась трясти её за плечо, дабы поскорее разбудить.
Но Таня попросту перевернулась на спину, как безвольная кукла. Голова откинулась. Лицо её выглядело бескровным, а губы – синюшными. Веки опущены, но вовсе не как у спящего человека, готового в любой момент пробудиться.
Татьяна была холодна и мертва.
Вот она, красавица с пухлыми губами. С русой косой до пояса и звонким, переливчатым смехом. Сегодняшняя невеста. Будущая жена. Лежит без движения. Без какой-либо искры жизни. Разве же может подобное происходить на самом деле? Две беды в один день не случаются. Тем более столь чудовищные. Так попросту не бывает.
Лиза вскочила с кровати подруги, стремясь убраться от трупа подальше. Девушка вскрикнула. Прижала руки к губам, пятясь к окну. Но на полпути ударилась бедром о стул, который не заметила. Эта глупая, ничего не значащая неожиданность оказалась последней каплей.
И Елизавета Бельская лишилась чувств.
Глава 2
Прежде Лизе всегда казалось, что у человека худого и высокого усики непременно должны быть тоненькие. Этакие тараканьи усы. В то время как мужчина тучного телосложения станет носить усы густые, будто у моржа, а к ним в придачу и бакенбардами обзаведётся. Она и представить себе не могла, откуда у неё, благовоспитанной девицы, взялись столь глупые предубеждения. Вероятно, всё из-за пережитого потрясения. Хорошо хоть не слегла с нервным расстройством, как Наталья.
Следственный пристав, который прибыл в Смольный, дабы допросить девушек, оказался мужчиной долговязым и сухим. С узкими плечами, крупными ладонями и орлиным носом. А вот усы у него были самые что ни на есть моржовые: такие густые и длинные, что нависали над верхней губой, словно тёмно-русая чёлка. И когда сыскарь говорил, дыхание колыхало эту «чёлку», невольно притягивая взгляд собеседника. От этого Лиза чувствовала себя бесконечно неловко, хоть и старалась смотреть приставу в глаза.
Взгляд у него, кстати, был пристальный и лукавый. С хитрецой. Отчего ощущение неловкости лишь усиливалось.
И всё же девушка держалась уверенно. Не мямлила. Благо в классной комнате, в которой им позволили беседовать, присутствовала Анна Степановна. Свиридова зорко следила как за своей воспитанницей, так и за приставом, который представился Иваном Васильевичем Шавриным. В компании наставницы Лиза чувствовала себя спокойнее.
Наталью, которая никак не могла оправиться, опросили прямо в лазарете. А вот Бельскую, как и всех остальных, вызвали отдельно.
Для допроса институт предоставил кабинет литературы. В просторном помещении вдоль стен стояли книжные шкафы, над которыми тесным рядом висели портреты русских классиков. Все запылённые и выцветшие от времени.
Занятия в этот день были отменены, поэтому на коричневой доске мелом значилась вчерашняя дата, которую никто не потрудился стереть. Тряпка была сухой и грязной, а вдоль плинтуса под доской скопились белые меловые крошки. Ужасная неопрятность, как показалось Лизе. Случись проверка, досталось бы всем.
Но пристава вряд ли волновала грязная доска в кабинете литературы или плохо вымытые окна, на которых приметно выделялись разводы. Жирная чёрная муха билась о стекло и отчаянно жужжала в попытках вырваться на волю, в сад. Однако никто не обращал на неё внимания.
Иван Васильевич Шаврин занял место за учительским столом. Он разложил свои бумаги и делал пометки, покуда Лиза отвечала на его вопросы, а сам всё поглядывал то на девушку, то на её классную даму, которая сидела позади. Сама Лиза села за первую парту напротив учительского стола. Так, чтобы и говорить было удобнее, и видеть, что именно пишет Шаврин на своих разлинованных листках из толстой синей папки.
– Бельская Елизавета Фёдоровна. Семнадцати лет от роду. Единственная дочь действительного тайного советника Фёдора Павловича Бельского. Всё верно? – пристав прищурил водянистые глазки.
– Верно. – Девушка медленно кивнула, поборов желание оглянуться на классную даму.
– Вчера около шести часов утра вы и ваша подруга баронесса Наталья Францевна фон Берингер обнаружили мёртвыми графиню Ольгу Николаевну Сумарокову и княжну Татьяну Александровну Разумовскую, – Иван Васильевич читал с листа. – Кем вы приходились покойным девушкам?
Пристав оторвался от бумаги в ожидании ответа.
– Мы дружим с тех пор, как поступили на учёбу, – девушка нахмурилась.