– Про жениха мы позже поговорим. – Ещё одна пометка карандашом на бумаге. – Расскажите, что вы увидели, когда прибежали на крик.
– Наталья сидела на полу у входа и кричала в истерике. – Лиза вновь вспомнила представшую перед ней жуткую картину, как если бы всё случилось только что. Она прикрыла глаза, чтобы побороть внезапный приступ дурноты. – А Ольга Николаевна лежала в дальнем конце помещения, где у нас зеркала и раковины. C'était horrible[5], – прошептала Бельская, после чего тяжело вздохнула. – Она лежала на спине, раскинув руки. Глаза открыты. Кожа у неё посинела. И кровь всюду была. На раковине даже. Но вроде бы не свежая, а подсохшая.
Пристав прищурился.
– Как вы это определили, голубушка, позвольте узнать? Близко подходили?
– По цвету, – тихо призналась Лиза.
Она не могла избавиться от мысли, что ничего страшнее в своей жизни не видела. И надеялась, что вовсе не увидит. На её памяти смерть была исходом дряхлых стариков и отважных солдат на войне. Она являла собой жутковато-торжественную картину проводов в мир иной, когда близкие плачут в церкви под молитвы за упокой души усопшего. В такие моменты приходило осознание потери. Принятие неизбежности происходящего. А смерть Ольги и Татьяны виделась Бельской чем-то чудовищно противоестественным. Неправильным. Вызывающим дурноту. Трагедией, которая вовсе не имела права на своё свершение. Оттого, наверное, Лиза всё ещё вспоминала вчерашнее утро, как нечто нереальное.
– Мне сначала почудилось, что кровь ужасно красная, а потом я поняла, что подсохшая как будто. – Девушка нервно дёрнула плечом, отгоняя возникший в памяти образ. – Я же ведь за городом в усадьбе росла. Сама коленки разбивала в кровь. Видела подсохшие ранки у дворовых ребятишек. Да и Ольга такая синяя была, словно очень долго пролежала. Но близко я не подходила. – Она помедлила, собираясь с духом, а затем спросила: – Думаете, она ночью пошла в уборную, поскользнулась, упала и голову о раковину разбила?
– Élisabeth![6] – строго одёрнула её Анна Степановна.
– Я слышала, как другие классные дамы об этом говорили. – Лиза обернулась через плечо на свою наставницу, а потом снова обратилась к приставу: – Она ведь там долго пробыла, верно?
– Верно, барышня. – Шаврин прищурился. – Что ещё приметили?
– Ничего, полагаю, – задумчиво ответила девушка. – Я сама ужасно испугалась. Да ещё Наталья рыдала. И Анна Степановна велела мне увести Наташу обратно в дортуар, чтобы с ней припадок не случился. Я так и поступила.
Лиза снова умолкла. Заметила в листках пометку о времени смерти Ольги: между двумя и тремя часами утра. Ночью, значит. Оттого и синеть начала. Потому что больше трёх часов пролежала.
– Дальше, пожалуйста. – Пристав кивнул, побуждая девушку продолжать.
– Дальше мы с Натальей Францевной возвратились в комнату. Я усадила её на кровать. Потом дала ей воды. Попила сама. Из кувшина наливала, – на всякий случай уточнила Лиза. – А потом увидела, что Татьяна как лежала, так и лежит. Я хотела её разбудить, а она тоже бледная, не дышит, и губы синие.
Анна Степановна за её спиной перекрестилась и зашептала молитву.
– Продолжайте, Елизавета Фёдоровна. – Шаврин одарил классную даму хмурым взглядом, но от замечаний воздержался.
– Потом я сама в обморок упала, когда поняла, что Татьяна тоже мёртвая. В себя пришла в лазарете. Мне дали нюхательную соль. Там до сегодняшнего утра я и пробыла. – Лиза наконец решилась и задала приставу прямой вопрос: – Думаете, это двойное убийство?
– Елизавета! – воскликнула наставница с явным возмущением.
– Анна Степановна, что вы, в самом деле? – Иван Васильевич с неудовольствием покачал головой. – Извольте не встревать в беседу. – Он снова обратился к Лизе: – Это тайна следствия, барышня. Разглашать не положено.
Бельская выдержала его испытующий взгляд и ровным тоном произнесла:
– Две мои близкие подруги мертвы, а третья лежит в лазарете на грани помешательства. И всё это явно не походит на несчастный случай, иначе бы вы нас не посетили, Иван Васильевич. – Девушка чуть наклонила голову, изучая выражение лица пристава. – Вы про жениха Татьяны хотели спросить. Спрашивайте, будьте любезны.
Пристав, кажется, постарался спрятать улыбку за своими длиннющими усами. Будто его забавляла девица, которая сама не стеснялась задавать ему вопросы, точно это он подозреваемый. Однако глаза его выдали. Взгляд Шаврина потеплел.