Почему-то умереть мне было не так страшно, как ожидать то, что меня пометят, словно скотину. И напряженно, ежеминутно думать о том, что если со мной это случится, я могу снова перестать хотеть жить…
Сегодня я иду по очередному коридору, который может вывести куда угодно, и ищу библиотеку – надеюсь тут есть хоть что-то подобное.
Я не знаю, умею ли читать и писать на местном языке и собираюсь проверить это. Не понимаю, для чего мне это нужно – вряд ли в этом мире грамотные рабыни в большой цене. Тут котируется совсем другое - молоденькие красотки без языка. Но что-то подсказывает мне, что выяснить это нужно.
За очередным поворотом навстречу мне вылетает девушка в сером платье рабыни. С силой толкает меня, так что я отлетаю к стене и снова бьюсь своим многострадальным затылком.
Смотрю ей вслед и вдруг узнаю - это та самая, что приходила ко мне. Сказала, что она любимая женщина господина Али, потребовала не лезть к нему в постель и толкнула меня.
Сейчас девушка торопливо семенила по коридору, прижимала к лицу ладони, и выла, словно раненое животное.
Ее черные волосы уже не струятся по плечам блестящим водопадом, а неровно обрезаны почти под корень и торчат некрасивыми клочками. На ногах у нее потертые тапки, заменившие собой изящные сандалии с разноцветными ремешками. Тонкое запястье с темной отметиной клейма больше не украшает серебряный браслет…
- Что ты здесь делаешь, Федерика? – резкий голос, прозвучавший словно щелчок кнута, заставляет меня вздрогнуть.
Я оборачиваюсь и натыкаюсь на равнодушно глядящие на меня голубые глаза - возле одной из дверей, скрестив на груди руки, стоит Али.
Сколько мы не виделись? Недели четыре, наверное. Кажется, он похудел. Лицо осунулось, скулы заострились, странным образом сделав его еще мужественнее и красивее. Кожа потемнела, а волосы, наоборот, стали светлее, будто он много времени проводит на солнце.
Я молчу, рассматриваю его, даже не подумав склониться в положенном поклоне, хотя знаю, что обязана это сделать. Но я не могу - какая-то сила заставляет меня стоять, гордо выпрямив спину и смотреть ему в глаза.
- Я задал тебе вопрос, Федерика. Или в мое отсутствие тебе все-таки отрезали язык?
- Не беспокойся, работорговец, мой язык на месте – тебя ведь здесь не было, так что ему ничто не угрожало.
Али дергает щекой, обнажает зубы в жестокой ухмылке и неспешно идет ко мне.
У него такое выражение лица, что я начинаю пятиться, пока не упираюсь лопатками в стену. Едва удерживаюсь от того, чтобы зажмуриться от страха, когда он нависает надо мной, и кляну свою несдержанность.
Али так близко, что я остро чувствую его запах - душистый табак, мускус и ярость. Не выдерживаю, закрываю глаза и тут же звучит окрик:
- Смотри на меня!
Двумя пальцами он толкает мой подбородок вверх, заставляя поднять лицо. Долго скользит по нему ничего не выражающим взглядом. Затем с силой стискивает мне челюсти:
- Открой рот. Нужно проверить твои зубы, рабыня.
Сдавливает еще сильнее и довольно оскаливается, когда я начинаю стонать от боли.
Отпускает, и пока я хватаю воздух и едва не плачу от унижения запускает пальцы в мои короткие волосы. Ленивым движением перебирает, внимательно рассматривает, оценивая их густоту. Затем равнодушно произносит:
- А теперь разденься, Федерика. Хочу посмотреть, появилось ли у тебя хоть что-то, за что можно взять с покупателей деньги - завтра тебе поставят клеймо, и ты пойдешь на продажу.
Глава 14
Мне кажется, что я ослышалась.
Тупо повторяю:
- Раздеться? Здесь?!
Судорожно сцепляю пальцы и замолкаю, надеясь, что приказ просто шутка.
- Мне долго ждать, Федерика? - в голосе Али появляется металл.
В полной растерянности я поднимаю глаза к его лицу, и мы снова сцепляемся взглядами.
В голубых глазах мужчины смесь льда, злости и досады. И капля горечи на самом дне зрачков.
Я облизываю пересохшие от страха и возмущения губы и с трудом произношу:
- Что нового ты надеешься найти под моим платьем, Али? Ты много раз, не спрашивая моего согласия, рассматривал мое тело. С тех пор в нем не появилось ничего нового.
- Кажется, ты до сих пор не поняла, что твое согласие - это последнее, что меня интересует, рабыня. Я могу забрать все, что у тебя есть - твое имя, твое тело. И, конечно, твою жизнь…
И снова окрик:
- Разденься!
- Нет! – слово слетает с моих губ раньше, чем я успеваю подумать.
В тот же миг мужские пальцы сминают ворот моей туники. Рывок, и ткань с треском расползается в стороны, обнажая меня почти до пояса.