Здесь я провожу несколько минут. Нахожу то, за чем пришел. Тщательно осматриваю комнату, но не вижу ничего, что рассказало бы о произошедшем. Затем снимаю остатки ауры Манха – отдам следователям, вдруг что-то найдут. Активирую артефакт невидимости и осторожно покидаю комнату – больше здесь для меня ничего нет.
Отойдя от постоялого двора на пару кварталов и убедившись, что за мной нет слежки, снимаю защиту.
Задумчиво иду по хорошо знакомым улочкам города и неожиданно обнаруживаю себя стоящим у ворот больницы, где я оставил повозку работорговца Ганиса. Хозяина этой девочки, Федерики.
Поколебавшись несколько секунд, захожу внутрь – хочу убедиться, что мой приказ показать рабыню целителям исполнен.
Еще через несколько минут я выхожу обратно. Если бы ты мог видеть сейчас мое лицо, Ганис, ты бы уже во всю прыть гнал своих лошадок, пытаясь удрать как можно дальше.
Только далеко тебе не уйти – очень, очень скоро ты будешь жалеть о том, что решился обмануть меня.
И ты, и твой тощий приятель, собиравшийся утопить в канаве живую девушку.
Глава 5
Остаток пути до города я лежу с закрытыми глазами, все больше впадая в тупое оцепенение. Только один раз, когда телега остановилась у ворот больницы и надо мной склонилось лицо инквизитора, приподняла ресницы.
Из узких прорезей капюшона на меня смотрели темные внимательные глаза. На несколько секунд мы переплелись взглядами, словно нам было что сказать друг другу.
- Прощай, Федерика, — произнес он чуть слышно, и выпрямился.
- Прощай, Инквизитор, — я снова закрыла глаза – сейчас он уедет и тогда меня убьют.
Затихающий цокот копыт и два облегченных выдоха с передка повозки:
- Уф-ф, убрался. Разворачивайся, едем на рынок.
Щелканье бича, повеселевший голос Ганиса и я проваливаюсь в беспамятство…
- Зачем мне эта дохлятина?
Мужской голос звучит равнодушно, лениво растягивая в словах гласные.
- Живая она, просто спит. Дорога была длинная, вот и умаялась, – голос Ганиса заискивающий. Еще в нем слышен откровенный страх.
Его приятель визгливо поддакивает:
- Хорошая девка, Али. Недорого просим – уезжаем, вот и делаем скидку.
- Она ничего не стоит. Падаль, — голос Али все так же равнодушен.
- Да ты посмотри на нее получше, — лебезит Ганис. – Видишь какая кость тонкая. И руки, точно у принцессы. Откормишь чуток и продашь за хорошие деньги. А синяки пройдут, и следов не останется.
- Сами кормите свою принцессу…
Голоса продолжают звучать, но я больше не прислушиваюсь – что бы ни решил этот Али, для меня одинаково плохо. Или эти двое скормят меня землюкам в канаве. Или самый крупный работорговец этих мест Али Меченый перепродаст какому-нибудь извращенцу.
Воздух возле моей головы колеблется, на лицо падает тень. Голос Али лениво произносит:
- Ладно, три монеты.
- Да ты что, Али! – ахает Ганис. – Да я за нее отдал…
- Две монеты, — перебивает Али.
- Согласны! – торопливо вклинивается тонкий голос второго. – Отдаем за две монеты.
Звон металла, меня грубо вытаскивают из телеги и куда-то сгружают.
Затихающий скрип несмазанных колес и голос Али:
- Открывай глаза, я знаю, что ты не спишь.
Неохотно поднимаю веки и сталкиваюсь с внимательным взглядом голубых глаз.
Мы долго смотрим друг на друга и молчим.
- Есть хочешь, Федерика? – четко очерченные губы мужчины дергаются в усмешке. Голос у него красивый, лицо тоже – только рваный темный шрам на левой брови портит его идеальность.
- Пить, — разлепляю я растрескавшиеся губы.
Мужчина еще секунду смотрит мне в глаза, затем поворачивается и что-то гортанно кричит. Уже через мгновение мою голову приподнимают и к губам подносят чашу с водой. Я жадно, давясь и захлебываясь пью, а мужчина внимательно наблюдает.
Наконец чаша пустеет и мою голову отпускают.
- Ты можешь шевелиться, Федерика? – внезапно интересуется Али и наклоняется ко мне ближе. Словно ощупывает взглядом мое лицо и почти беззвучно цедит: – Как же ты попала в это дерьмо, принцесса?
Выпрямляется и командует:
- Подними руку!
Я пытаюсь пошевелить пальцами и у меня получается. Приподнимаю кисть и снова опускаю.
- Так, теперь вторую.
Проделываю тоже с другой рукой и Али довольно кивает
- Теперь ноги. Согни в коленях.
Я не шевелюсь, боюсь даже пробовать – Инквизитор сказал, что у меня сломан позвоночник.