— Да, вечером он ко мне заходил.
— Нет. Я поняла, что вы имеете в виду, но обычно я постепенно приводила их в порядок к его возвращению, так что у меня ничего не было.
— Так, — протянул Бекон с явным облегчением. — Расскажите мне, о чем там шла речь.
— Вряд ли я смогу…
— Вы же их читали, когда печатали?
— Конечно, но понимаете, если вы привыкли работать на машинке, то делаете все автоматически, даже думая о другом. Потом было тут еще одно…
— Что именно? — Бекон явно был недоволен.
— Когда он впервые попросил меня помочь ему с отчетом, то предупредил, что его работа — дело конфиденциальное, как у адвокатов и врачей. Потому-то я и старалась не читать содержание. Как-то раз-другой заглянула — там была такая скука, только время и место, где какой-то человек находился. А когда ты его не знаешь, в этом нет ничего интересного.
Кент и Бекон ей поверили, потому что оба хорошо знали Тома Брейди с его предельной порядочностью и чувством долга. Только на таких условиях он и мог отдавать материал машинистке.
— Ладно, — продолжал Бекон, — ну и где же донесения?
— Вчера вечером он все забрал. Черновиков не оставлял никогда, говорил, что их обязательно нужно уничтожать, чтобы не вводить людей в заблуждение.
Бекон потер челюсть, по лицу его мелькнуло выражение полнейшего отчаяния. Потом он вздохнул, покачал головой и спросил:
— Вы нам хотите помочь?
— Да, хочу!
— Тогда подумайте хорошенько об этих отчетах. Пусть даже не о выводах, о деталях: имена, названия мест, частные заметки Брейди. Не задумывайтесь, пустяк это или что-то важное — пусть даже бессмыслица. Запишите абсолютно все, что вспомните. Договорились?
Она нахмурилась, но кивнула.
— Обязательно.
— Черный ход у вас есть?
Бекон велел было патрульному проверить дверь, но тот заверил, что уже это сделал и все в порядке.
— Когда мы уйдем, запритесь на цепочку, — сказал девушке лейтенант. — Вряд ли вас сегодня потревожат. Если все в порядке, мы откланяемся.
— Да, конечно.
Она встала.
— Не волнуйтесь за меня. Обещаю, я постараюсь вспомнить.
Когда все трое вышли на площадку, лейтенант остановился и подождал, пока Салли не заперла все замки.
На крыльце Бекон спросил Мердока, куда тот поедет. Кент сказал — в редакцию. Тогда Бекон отправился с Керби, Мердок же сел в служебную машину, сразу связался с редакцией и сообщил, что новостей по делу Брейди нет, а машину он сейчас пригонит.
Когда около полуночи Кент появился в редакции, в кабинете Ваймана горел яркий свет. Стукнув для приличия разок в дверь, он просунул внутрь голову.
— Заходите, — Вайман вынул сигару изо рта. — Садитесь.
Мердок с благодарностью принял приглашение — усталость давала о себе знать. Откинувшись в кресле, он вытянул ноги, посмотрел на свои грязные, промокшие ботинки и решил непременно вычистить их утром. Потом спросил:
— Что слышно насчет Вольта Керри?
— Говорят, все обойдется. Повреждений мозга нет, но когда его можно будет допросить — неизвестно.
Подождав ответа, которого не последовало, Вайман стал терпеливо ждать, понимая, что, раз Мердок зашел к нему в кабинет, значит должен сообщить что-то важное.
Вместо этого он услышал просьбу, и простую, и поразительную одновременно. Не повышая голоса, Мердок заявил:
— Я хотел бы получить отпуск на пару дней.
Вайман глубоко затянулся, у него отлегло от сердца.
Выпустив густой клуб дыма, сказал:
— Разумеется, почему бы и нет? Временно вас заменит Делани. Есть серьезные причины?
— Дело Брейди.
— Да, да. Он ведь был вашим другом?
— Близким другом.
— Как там обстоят сейчас дела?
Мердок собирался ответить покороче, но, заговорив, почувствовал вдруг потребность выговориться, чтобы облегчить душу и привести в порядок мысли. Вайман слушать умел, иногда он кивал, иногда удивленно поднимал брови, но не вмешивался и не прерывал. Сигара была забыта и догорала в пепельнице.
— Ну, хорошо, — сказал он, когда Мердок умолк. — Насколько я понял, вы хотите поработать вместе с Беконом, верно? Хорошая мысль. Так сколько времени вам понадобится на это дело? Вы ведь будете работать, да?
— Не на газету.
— Как это?
— Не хочу сказать, что не выдам материал, если такой будет. Но ведь может случиться, что время я потрачу напрасно. Шансов немного, правда, я лично заинтересован, да и с людьми умею разговаривать. Одним словом, думаю я о себе, а не о газете.