Меня стирали и перекручивали в конце августа – начале сентября, потом первую половину сентября полоскали. Теперь я вывешен на просушку.
Пригожих людей не люблю, окаянные мне по вкусу.
2 октября – Суббота. Возвращается с курсов моя первая бандероль с оценками «отлично».
За всем этим не заметил, как в октябре рухнул социал-демократизм ФРГ и вместо Гельмута Шмидта стал Гельмут Коль. После 13-летнего социал-демократа снова ХДС.
Говорю осенью 1982 г.: Я, в сущности, не пьяница. У меня свой довольно прочный и довольно веселый стержень; в инъекциях чего-нибудь постороннего я не нуждаюсь (то есть ненужность искусственных возбудителей, избыток собственных смехов и трагизмов).
Совершенная неспособность кручиниться или быть удрученным.
Мне мешают заниматься германским. 11–12 ноября. 11-го – сообщение о смерти Брежнева накануне. 12-го – чрезвычайный пленум с избранием Андропова генсеком отрывают меня от дел.
Надо отметить в июне 1983 года десятую годовщину моей творческой бездеятельности.
1 января – Поздно просыпаюсь, продолжаю лежать и новогодничать. Большой запас вина у Г. Нос. В гостях Над. Дорофеева. Чок. шампанским (я, как всегда, с 29-го, лежа). Все остальное смутно и незначительно.
2 января – И с самого побуждения дурно, начало тошнот и рвот. – У Нос. постоянно есть что. Чуть подозрительно безотказно и много. Уже 6-й день лежа. Ко мне в комнату Нос. переносит и проигрыватель. Малер. Вертинский.
3 января – Теперь уже шквал тошнот. 2 бутылки портвейна препровождаю в тазик – откуда берется? И так весь день. Нахожу к вечеру сил дойти до телефона, звоню Я‹не›.: «Очень плохо. Пусть приедет Ирина, наилучшая из сестер милосердия. Я. говорит, что, наверное, тоже приедет». Спасительный радедорм.
4 января – Последний день. И день «водворения». Тошноты с утра, ожидаю девок. У Г. по-прежнему находится чем окрепнуть. Но бездыханен. Появление сиделки Ирины. Еще портвейн. Теперь Г. и И. заодно, оживляюсь и подписываю акт о капитуляции. Ирина оперативно подгоняет такси. Едем сквозь тьму втроем, дорогой досас. остатки. Глумление в приемном покое. Обещанное 30-е отделение. Кровосоство, капельница и пр. Засыпаю.
На католическое Рождество я был награжден обмороками. На православное Рождество – не лучше – физиологической, бессонной тревогой за свое сердце, прошу что-нибудь вроде корвалола.
Шуточки в больнице: «Курить я никогда не брошу, а вот пить – всегда буду».
Почему непонятно, первый диагноз в приемном покое: «острый алкогольный галлюциноз». Говорю Нат. Викт.: «Смешно же. Надо иметь хоть одну пустяшную галлюцинацию, чтоб иметь галлюциноз».
«Журнал интенсивных наблюдений»
Не забыть обход со студентами, слишком много у других коек, у меня: «алкогольный делирий», с другой группой: «абстинентный синдром». И не привлекаю потому ничьего внимания.
5 января – Первое утро в реанимационном отделении Кащенко.
С 9 января – полное восстановление сна.
С 10 января – окончательное восстановление аппетита.
(Не забыть 8 января трагическую историю с капельницей. Если б я не знал тех. отключения, etc.)
6 января утром милейшая Наталья Викторовна: «Ну, Веничка, счастливо, больше мы не увидимся!» – «Это как понимать?» и т. д.
Декламация в 4-м отделении: «Ты не бойся, пьяница, Носа своего, Он ведь с нашим знаменем Цвета одного».
Приобрести себе за городом маленький дурдомик.
Этот улыбающийся круглопузый имбецил – с неотрывной улыбкою глядит на меня, глядит и поглаживает пузень. Потом уже не может – его разбирает – отвернется, попрыскает, фыркнет, утирает слезу от смеха и снова смотрит на меня, смотрит, улыбается.
Еще один: Виталий Викторович. 8-й год здесь. В 1-м отделении, за кражу окурка ему ложкой вышибли глаз. Подходит к зеркалу постоянно, рассматривает свой белок. По заказу поет «Мурку».
Такой уж дух в 26-м отделении. Лучше броситься под 26-й трамвай, чем отработать полдня в 26-м отделении.
Почему заразительна тошнота и зевота, а вот кашель и чих – нет?
Больные в 4-м отделении, стоит им надеть белый халат, для каких-нибудь побочных надобностей, уже самоутверждены, глумливы, с потребностью покуражиться над «дурочками», etc.