— М-м-м. Та. Я тоже читал об этом, когда проводил свое исследование.
Взяв у нее образец крови, немец вновь оставил ее на милость тамплиеров-вышивальщиков. И Алексия вернулась к переводу следующей таблички.
Одолев первые несколько слов, она поняла, что рассказывать о ней господину Ланге-Вильсдорфу не станет. Табличка была маленькая, угловатые латинские буковки на ней — совсем крошечные и выписаны с раздражающей аккуратностью с обеих сторон. Если все предыдущие таблички были посвящены поднадоевшим уже призракам или духам преисподней, то эта оказалась совсем в другом роде.
Призываю тебя. Ловец кож и Похититель душ, дитя Разрушителя проклятий, кем бы ты ни был, и прошу, чтобы с этого часа, с этой ночи, с этой минуты ты отнимал силы и все, что он имеет, у вампира Примулуса Каризиуса. Если только это в твоей власти, я отдаю тебе этого кровососа, потому что только ты можешь забрать то, чем он дорожит больше всего на свете. Тебе, Похититель душ, отдаю красу его лица, его силу, его способность к исцелению, его быстроту, его дыхание, его клыки, его хватку, его силу, его душу. Клянусь тебе, Похититель душ, если я увижу его смертным, увижу спящим, когда он должен бодрствовать, увижу, как он сохнет в своей человеческой коже, то буду каждый год приносить жертву тебе.
Алексия предположила, что термин «Разрушитель проклятий» употребляется здесь в том же смысле, в каком его употребляли оборотни, то есть табличка с проклятиями взывала о помощи к ребенку запредельного. Первое, пусть краткое, но упоминание о бездушных и их потомстве! Ничего подобного прежде ей не встречалось. Алексия положила руку на живот и посмотрела на него.
— Что ж, здравствуй, маленький Ловец кож, — она почувствовала легкое колыхание в своей утробе. — А, мы предпочитаем зваться Похитителем душ? — Колыхание прекратилось. — Понимаю. Это более гордое имя, правда?
Она вернулась к табличке и перечитала заново, досадуя, что из текста нельзя извлечь побольше сведений об этом существе — какими способностями оно обладало, каким образом появилось на свет? Алексия не исключала, что оно могло быть и выдумкой — такой же, как духи преисподней, к которым обращались некоторые таблички. Но вполне могло существовать и в реальности, как многократно встречавшиеся в записях призраки или вампир, против которого его призывали. Какие же это были странные времена, полные суеверий и мифов, когда у власти стояли рои империи Цезаря и череда враждующих между собой вампиров-кровосмесителей!
Алексия украдкой взглянула из-под ресниц на вышивающих мужчин и не слишком ловко сунула табличку под лиф платья. К счастью для нее, тамплиеры были, кажется, очень увлечены своим занятием.
Она стала искать на других табличках латинские слова «ловец кож» и «похититель душ», но ни о том, ни о другом больше нигде не упоминалось. Алексия стала раздумывать, не расспросить ли об этих терминах господина Ланге-Вильсдорфа. Но вечером еду ей принес сам настоятель, и она решила, что лучше обратиться напрямую к источнику.
Она не спешила, подбиралась к теме исподволь. Сначала вежливо спросила, как прошел его день, и, пока слушала рассказ тамплиера (неужели и правда кто-то способен шесть раз в день ходить на молитву?), ела макароны с непременным ярко-зеленым соусом. Настоятель называл эти длинные тонкие макаронины «шпагатти» или как-то в этом роде. Алексии было все равно: песто делало съедобным всё.
Наконец она сказала:
— Сегодня я нашла в ваших архивных записях кое-что интересное.
— В самом деле? Я слышал, господин Ланге-Вильсдорф принес их вам. И что же?
Она небрежно махнула рукой:
— Да, знаете ли, попалось в одном из свитков. Что-то о похитителе душ.
Это произвело впечатление на настоятеля. Он вскочил так стремительно, что опрокинул табурет, на котором сидел.
— Что вы сказали?
— Кажется, там же упоминался еще какой-то «ловец кож». Я вижу, вам доводилось слышать или читать об этих существах. Может, скажете мне где…
Настоятель, явно потрясенный, заговорил, но, казалось, его губы шевелятся сами по себе, пока разум пытается осознать услышанное.
— Похитители душ известны нам только как легендарные создания, еще более опасные, чем вы, бездушные. Сверхъестественные очень боятся их из-за их способности быть смертными и бессмертными одновременно. Наше братство предупреждено, что мы должны остерегаться их, хотя до сих пор в исторических записях нам не встречалось ни одно такое существо. Вы думаете, ваш ребенок и есть похититель душ?
— Что бы вы сделали с таким существом, если бы оно попало к вам в руки?
— Это зависит от того, сможем ли мы подчинить его себе. Нельзя же отпускать на свободу того, кто обладает такой силой.
— Какой силой? — Алексия попыталась принять невинный вид и незаметно взялась свободной рукой за край табурета, готовая в случае необходимости выхватить его из-под себя и использовать как оружие.
— Я знаю только то, что сказано в нашем Исправленном уставе.
— И что же?
Тамплиер процитировал наизусть:
— «Главное, что надлежит помнить каждому брату: вы, ваше ремесло и ваша вера должны нанести смерть во имя божественного правосудия тем созданиям, что восстают против Бога и влекут человека в геенну огненную, — вампирам и оборотням. Те, кто не ходит под солнцем, те, кто ползает под луной, продали свои души за вкус крови и плоти. И паче того — пусть ни один брат не знает покоя, исполняя священный долг неусыпного бдения и стойкости против тех несчастных, что рождены для греха и проклятия, порождений дьявола — бездушных. И еще велено братьям брататься лишь с незапятнанными и обличать духовные недуги в тех, кто может и ходить, и ползать, и кто может оседлать душу, как рыцарь седлает своего коня…»
Не переставая говорить, настоятель потихоньку пятился к двери камеры. Выражение его лица зачаровало, почти загипнотизировало Алексию. Мертвые глаза тамплиера ожили, совсем как во время боя в коляске.
Алексия Таработти, леди Маккон, в своей жизни вызывала у людей самые разные эмоции — чаще всего досаду, как она с сожалением признавалась самой себе. Но никогда еще ей не приходилось сталкиваться с таким непобедимым отвращением. Она опустила глаза. «Видишь, малыш, не так уж это хорошо — быть похитителем душ. А впрочем, неважно. Тамплиеры все равно никого не любят».
Взгляд Алексии скользнул по стенам и полу камеры, и вдруг она заметила, как в коридоре мелькнуло что-то красное, движущееся прямо к двери. Двое молодых тамплиеров, кажется, тоже обратили внимание на непонятное явление — теперь они неотрывно смотрели на дверь.
Затем Алексия услышала тикающий звук и скрежет крошечных металлических ножек.
— Что это значит? — требовательно вопросил настоятель, нервно оглядываясь.
Алексия воспользовалась моментом: встала, одним ловким движением выдернула из-под себя табурет и ударила тамплиера по затылку.
Раздался тошнотворный хруст. Алексия поморщилась.
— Прошу прощения, — небрежно проговорила она, перепрыгивая через его упавшее тело. — Вынужденная мера, знаете ли.
Оба стража-вышивальщика вскочили на ноги, но прежде чем они успели запереть дверь в камеру Алексии, огромный блестящий жук, покрытый красным лаком с черными пятнами, бросился прямо им под ноги.
Алексия, все еще с табуретом в руке, выскочила в коридор.
Королева Виктория не была ни удивлена, ни шокирована термином «душекрадка», который таким многозначительным тоном произнес лорд Акелдама. «И только-то?» — словно говорило ее лицо. Она принимала решения, как принимают их монархи во всем мире. Ее дело — поставить задачу, а выполнять будет кто-то другой. Однако, к удовлетворению профессора Лайалла, выяснилось, что на сей раз этот другой — не он.
Королева поджала губы и торжественно передала эту сомнительную честь в изящные, белые, как алебастр, руки лорда Акелдамы.
— Душекрадка, говорите вы, лорд Акелдама? Звучит весьма неприятно. Можно даже сказать — неприемлемо, учитывая, что леди Маккон вновь займет должность моего маджаха, как только ее удастся вернуть домой. Мы рассчитываем, лорд Маккон справится с этой задачей. Само собой разумеется, что мы не можем мириться с попытками вампиров убить маджаха, невзирая на то, беременна ли она и кем именно. Вы должны положить этому конец.