Кирк взял пару серебряных наручников, которые разложил на столешнице, — каждый украшен золотом, словно элегантный браслет, — и закрепил их на моих запястьях при помощи серебряных замков. Затем, обернул подходящий ошейник вокруг моей шеи. Они были холодными и прочными, но достаточно тонкими и свободными, чтобы их можно было стерпеть.
— В каждом из них устройство слежения. Так что даже если тебе удастся незаметно покинуть здание, датчик сработает, как только выйдешь за периметр, и охрана схватит тебя до того, как ты успеешь далеко уйти.
Я уставилась вниз на серебряные наручники. Медленно, моя надежда угасала.
— Пошли, — сказал он, схватив чёрную сумку и просунув указательный палец в кольцо на ошейнике, и потащил меня за собой.
Он вывел меня из ванной и направился к следующей двери, которая вела в его спальню. Большая дубовая кровать, по меньшей мере, королевского размера, возможно и больше, занимала половину комнаты. Он бросил сумку к ножкам кровати и вытащил большую, длинную цепь.
Мой желудок скрутило, и я начала терять сознание, ударившись о его грудь.
Кирк положил меня на кровать и подогнул одеяло, приподнимая мои ноги. Я хорошо осознавала, что происходит вокруг, но это больше походило на сон наяву, где только часть действительности фильтруется сквозь туманные, искривленные грани. Последствия не были столь экстремальными, как те, что я испытала в комнате медосмотра, но я всё ещё чувствовала головокружение и рассеянность.
— С тобой часто такое случается?
Я покачала головой.
— Как ты себя чувствуешь сейчас?
— Тебе-то какая разница? — усмехнулась я, проводя рукой по лицу.
Кирк взял меня за запястье и нащупал пульс.
— Я не могу с тобой развлекаться, пока ты без конца падаешь в обмороки.
«Ну, тогда, наверное, мне стоит сказать, что это происходит постоянно», — подумала я. Но даже если он не хочет женщину в обмороке, что-то подсказывало мне, что другие без колебаний воспользуются этим.
Кирк глубоко вздохнул. Хотя он и казался обеспокоенным, его губы были по-прежнему крепко сжаты. Он встал на колени рядом с кроватью, затем поднялся и прикрепил конец цепи к моему запястью.
— Обед вчера вечером — это последний раз, когда ты помнишь, что ела?
Мне захотелось пошутить: «Ведь это то, что я ранее уже объясняла». По крайней мере, я точно была уверена, что разговор о моих воспоминаниях уже был.
— Кроме того, чем ты меня накормил, да, это последнее, что я помню.
— Есть ли у тебя аллергия на что-либо, кроме латекса?
— Кролики и амброзия.
Он сжал губы, очевидно не впечатлённый моими ничего не значащими в этом мире ответами. Не говоря ни слова, он исчез за дверью.
— Что делать, если мне захочется в туалет?
— Терпи, пока я не вернусь, — крикнул он в ответ.
Я попыталась сесть, чтобы немного попить, но пробка сдвигалась от малейшего движения, наполняя меня ощущениями, балансирующими на грани боли и удовольствия. Кирк остановился в дверях и оглянулся:
— Даже и не думай вынуть пробку, иначе в следующий раз она будет намного больше, и я позабочусь о том, чтобы ты не смогла пошевелиться.
Я кивнула, но Кирк остался стоять в дверях, словно статуя, пока я натягивала на себя одеяло и выкладывала рядом с собой еду. Затем он закрыл глаза, выдохнул и оттолкнулся от двери, снова приближаясь к кровати. Я напряглась, вжимая голову в изголовье.
Кирк прикоснулся к моей коже, направляя мой взгляд на себя.
— Да, Хозяин. Спасибо, Хозяин.
— Да, Хозяин, — мне пришлось переступить через свою гордость, напомнив себе, что он спас меня от худшей участи. — Спасибо, Хозяин.
Когда он ушёл, мне не оставалось ничего больше, кроме как глазеть в потолок. Мои суставы опухли от мучений. Рёбра и живот болели, и каждый раз, когда я перемещалась, чтобы немного облегчить эту боль, пробка сдвигалась, добавляя новые ощущения.
Зато я теперь не понаслышке знала, почему озлобленных, снисходительных людей называют «занозой в заднице» — они, бл*дь, несчастные, и им нужен хоть кто-то на ком можно отыграться.
Я потёрла лицо руками. Даже после душа я чувствовала себя грязной и осквернённой. Если бы я и умудрилась полностью стереть первый слой кожи, всё равно оставалась пробка, напоминающая, как низко может пасть человек всего за один день.
«Я никогда перед ней не извинюсь. Это не моя проблема, что она не может, чёрт возьми, подождать», — последние слова, которые я сказала своей матери двумя неделями ранее, пробежали в моей голове. «Можете ли вы на пару вспомнить, о чём спорите?» — ответила она тогда.