Оглянули меня так невнимательно и отвечали почти небрежно:
— Это уж вам на телеграфе справиться надо. Мы телеграмм пассажирам не передаём!
Значит, ничего! Да неужто?
И третий звонок пробил, — а всё-таки мне ничего.
Станция Луга.
Заснул, — было в купе четверо, и все до Петербурга. А проснулся, — всего двое: я да ещё какой-то.
— А где ж, — говорю, — остальные наши соседи?
— Какие там, — говорит, — соседи! Ночью великое переселение народов было. Не только из отделения, изо всего вагона, не то что дамы, мужчины все ушли. Уж очень вы, ваше превосходительство, во сне-то…
Обомлел весь. Дрожу. Неужто?
— Что ж я, — говорю, — во сне?
— Такие слова произносили… не дамские…
Слова?!
Это хорошо, что слова! Молодец я во сне! Молодчинище!
Преступление и наказание[30]
Я прошу вас, милостивые государи, дать место человеку, бывшему под судом и приговорённому к лишению прав состояния и ссылке в Сибирь.
Полковник Н. — Дальше вы увидите, почему я не называю его фамилии всеми буквами.
56 лет отроду.
35 лет состоит в офицерских чинах.
С 1895 года — полковник.
Имеет ордена:
Св. Владимира 4-й степени,
Св. Анны 4-й степени, с надписью: «за храбрость»,
Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом,
Св. Станислава 2-й степени,
медаль в память походов в Средней Азии
и друг.
«Преступление» его состоит в следующем.
В 1884 году, женатому, но бездетному г. Н. подкинули ребёнка.
Из десяти тысяч 9,999 просто-напросто, как подобает по закону, отправили бы подкинутого ребёнка в участок.
И разве один из десяти тысяч поступил бы так, как поступил Н.
Бездетные супруги Н. взяли ребёнка к себе.
Они привязались к ребёнку, полюбили его, как не все любят своих детей, — и г. Н. возбудил ходатайство об усыновлении мальчика.
Ходатайство было в 1886 году удовлетворено, и, в виду заслуг усыновителя, мальчику были даны даже права личного дворянства.
Г. Н. не из тех людей, которые любят хвастаться своими благодеяниями.
По службе его перевели кстати на другое место, и никто кругом не знал тайны его мальчика.
Сын и сын!
Больше всех «тайна» скрывалась, конечно, от самого мальчика.
Он рос в полной уверенности, что это его настоящая мама и настоящий папа.
В 1895 году полковник Н. служил в пограничной страже.
Однажды адъютант заметил ему:
— А ведь ваш сын не записан в послужной список.
Полковник Н. приказал писарю вписать:
«Имеет сына, зовут так-то, родился тогда-то».
В 1896 году полковник Н. командовал бригадой пограничной стражи.
В это время составлялся новый его послужной список.
Г. Н. приказал писарю записать:
«Имеет сына, зовут так-то, родился тогда-то».
И так как он был сам командующим бригадой, то сам и скрепил своей надписью послужной список.
За это он был отдан под суд за подлог по службе.
Он должен был приказать вписать:
«Усыновлённый» сын.
Когда в 1859 году адъютант заметил пропуск в послужном списке, — полковник Н. побоялся сделать общим достоянием «тайну» мальчика.
Можно себе представить, какую бы сенсацию произвело такое «открытие», — да ещё в маленьком провинциальном городке.
— А вы знаете: у Н. оказывается совсем не сын! Подкинут!
— Да что вы? Да не может быть?
— Уверяю вас!
— Ах, какие новости! Непременно надо будет сейчас же Анне Ивановне сказать!
Кто знает, быть может, нашлись бы — наверное бы, нашлись! — порядочные люди, которые запретили бы своим детям, порядочным детям порядочных родителей играть, дружиться с «подкидышем».
Вспыхнуло бы целое возмущение:
— Бог знает что такое! Подкидыша выдавать за своего сына! Приводить к нашим детям!
Нашлись бы сердобольные люди, сердобольные дамы, которые «без слёз бы не могли после этого смотреть на бедного малютку».
Которые гладили бы его по головке с особой ласковостью, целовали бы с особой нежностью, с какою целуют только сирот, и говорили со слезами на глазах:
— Бедный, бедный, ребёнок!
При взгляде на «бедного малютку» они «не в силах были бы удержаться от восклицания»:
И ведь бывают на свете такие матери! На куски их резать! Такого ангела и вдруг подкинуть… Ужасно!
Они бы мазали своими слезами лицо бедной г-же Н.:
— Хорошо ещё, что он попал на таких людей, как вы! О, вы святая… нет, нет, не протестуйте! Вы — святая женщина! Так любить чужого ребёнка.
Они бы плюнули в чужое счастье своими слезами.
И счастье этих трёх людей, любивших друг друга, хуже чем плевком было бы осквернено этими проклятыми, этими слюнявыми слезами «добрых» людей, у которых слюни текут из глаз.