Счастливы те, кто никогда не слыхал ни в виде ругани ни, ещё хуже, с сожалением этого слова:
— Подкидыш!
Слово, над которым хохочешь в тридцать лет, — от которого безумно рыдают, от которого лезут в петлю, умирают — в десять.
Что было бы с одиннадцатилетним мальчиком, если бы он узнал, что его мама — не настоящая мать, его отец — не отец ему, что у него нет отца, нет матери, что он каждый день обнимает, целует чужих людей!
И каждый мальчик в ссоре, каждая разозлившаяся кухарка, горничная «со зла» крикнули бы ему:
— Подкидыш!
Вот почему, «из боязни огласки, — как говорит приговор, — и с целью скрыть до времени, как от самого усыновлённого, так и от посторонних лиц, действительное его происхождение», полковник Н. и не продиктовал писарю слова:
«Усыновлённый»!
Ему страшно стало выставлять милого, дорогого ему ребёнка к позорному столбу.
И его отдали под суд за подлог.
Его судили.
Но суд нашёл, что запись, хоть и не по форме сделанная, «не заключает в себе чего-либо несогласного с истиной».
В главе I раздела II, тома X, части 1-й свода законов (изд. 1887 года) усыновлённые именуются «детьми», как и дети кровные, — вследствие чего «наименование подсудимым в своём послужном списке усыновлённого им воспитанника своим „сыном“ не заключало в себе вымышленного обстоятельства или заведомо ложного сведения».
Суд принял во внимание те «бескорыстные побуждения, которыми руководствовался подсудимый».
Не нашёл в его «преступлении» признаков подлога. Нашёл только «проступок по службе», признал этот проступок «маловажным» и приговорил полковника Н. к аресту на один месяц на гауптвахте.
На этот приговор товарищем прокурора был подан протест.
Протест был уважен, и дело полковника Н. было снова возвращено в суд, — но не для разбора по существу, а. только для применения статьи о подлоге, вместо статьи о «маловажном проступке по службе», так как, по существу, подсудимый оказался в приписываемом ему деянии виновным.
Суд применил статью о подлоге и приговорил: лишить полковника Н. прав состояния, чинов, орденов и сослать в Сибирь.
Но по тем же соображениям, которые были изложены раньше, суд нашёл необходимым ходатайствовать о замене лишения прав и ссылки просто исключением со службы.
Ходатайство было удовлетворено.
И вот вам результат того, что когда, 16 лет тому назад, у дверей г. Н. запищало маленькое, беспомощное, несчастное человеческое существо, — г. Н. не отправил этого ребёнка в «участок».
Самое страшное, — то, чего боялись, от чего с ужасом оберегали ребёнка, — случилось.
Случилось в ту самую минуту, как возникло «дело».
Мальчик узнал свою «тайну».
Это величайшее несчастье для бедной семьи. А второе состоит в том, что куда бы полковник Н. ни сунулся искать места, занятий, — первый вопрос:
— Почему вы оставили службу?
— Я был под судом. Осуждён.
— За что?
— Видите ли, в 1884 году…
— Позвольте! Пожалуйста, кратко. Я вас спрашиваю: за что?
— За подлог.
— За поо-дло-ог? И вы хотите, чтоб я вам дал место? Извините, мне шутить некогда. Имею честь кланяться.
Ведь не говорить же каждому:
— Позвольте, я вам сначала расскажу целую повесть…
Кто слушать будет? Кому это нужно? Кому есть время?
Ведь не носить же с собой груды бумаг и не молить:
— Да вы прочтите, прочтите сначала всю эту груду!
И что за бумаги!
Обвинительные акты, приговоры.
Вы представьте себе положение человека, который для аттестации себя представляет… приговор по обвинению в подлоге!
Я не думаю обсуждать приговора. Да это было бы и бесполезно: с формальной точки зрения правы, конечно, все, — кроме наказанного «преступника» г. Н.
Но с нашей-то, человеческой точки зрения, — до тех пор, пока на свете есть несчастные дети, дай Бог, чтоб больше было таких «преступников», как этот полковник Н.
Губернский земский властитель дум и сердец
Сегодня вечером я хотел пойти в цирк Медрано и посмотреть новых клоунов, которые интересуют Париж, но остаюсь дома, чтоб заняться г. Родзянко.
Г. Родзянко стоит того, чтоб из-за него забыть клоунов цирка Медрано.
Г. Родзянко выбрали только в председатели екатеринославской губернской земской управы, а он счёл долгом произнести тронную речь.
Вступая на стул председателя губернской земской управы, он обратился к служащим со словом.
Во-первых, г. Родзянко объявил, что ему не нравится образ мыслей многих из гг. служащих, и обещал «принять меры» (?), чтоб все и по всем вопросам держались самого желательного образа мыслей.