Он пошел на кухню. О кофе и мечтать не приходилось. В стене зияла свеженькая дыра размером с кулак, в ней уныло завывал ветер. "Побочный эффект", — равнодушно пробормотал виртуал и крутанул наудачу левый кран. Потекло чистейшее пиво "Бассель". Стакан он осушил одним глотком и уже потянулся за трехлитровой ведерной банкой, но кран издал приглушенный хрип, плюнул остатками пены в лицо виртуалу и затих. Вот так всегда...
После удачного визита в нормальный, совмещенный с Метагалактикой сортир сослуживцев из космоцентра состоялось короткое общение с женой.
— Ну что, наудивлялся? — спросила она.
Квадратичные дроби пупырились на ней то там, то сям. Обеими руками она ловко запихивала их за пазуху. Но лишь на мгновение: они тут же выползали из-под юбки или воротничка блузки.
— А? — понял-не-понял виртуал.
— И что ты собираешься делать с этим временем? — голосом предыдущей жены спросила она, словно невзначай задевая мужика затянутым в короткую юбку задом. Зад был, прямо сказать, ничего себе зад, но рука что-то не поднималась его похлопать или погладить.
Тут я подумал: "А что же значит в данному случае слово ничего? Может, о-го-го!"
- Продавать, — коротко рубанул мужик и уселся за детский столик.
— Ну, прямо, скажешь, что попало, — насмешливо кривя накрашенные губы, отмахнулась жена. — Продавать... Кому оно нужно — время?
— А вот посмотрим.
Он взял лист бумаги, ручку и вывел крупными печатными буквами:
ИМЕЮ ВРЕМЯ
Выглянул в окно. В небе прогрохотала надпись "Привет темпоральщикам-налогоплательщикам!" и исчезла. Виртуальный человек приклеил к стеклу наружной фрамуги свое объявление и еще не успел отойти от окна, как напротив остановился обычный виртуал и спросил:
— У тебя время со знаком плюс или минус?
— Принес бы ты лучше воды, — ласково попросила жена.
6.
Часа через два мы добрались к последним заставам "автомобильных гор". Шедший впереди Пров неожиданно остановился и принял шутовскую позу оратора. Его зычный голос вблизи открытой перевернутой цистерны загремел громовыми раскатами:
— Вот она, безумная расточительность предков! Каждый непременно хотел иметь собственный автомобиль! Эта красивая игрушка однажды сделала их жизнь невыносимой, истощала ресурсы планеты, зато была исключительно утилитарна. Утилитаристам плевать на планету!
Так же неожиданно выйдя из позы, он добавил со смехом:
— Советую, Мар, посмотреть, не оставил ли чего подлец вон в той машине, придавленной сверху "Волгой" ГАЗ — 24.
Можно было зайти со стороны, но, пробуя ногой ненадежную опору, я поднялся по штабелю заскрипевших кузовов напрямую. Дорогой, редкой модели автомобиль среди своих проржавевших братьев выглядел этаким джентльменом в черном фраке: играли бликами крутые полированные бока, уцелела внутренняя обшивка просторного салона, в полной сохранности оставался щиток приборов и рулевое управление. Варвары! Швырнуть уникальный экземпляр, бывший, вероятно, реликтом во времена ГАЗ — 24 и переживший их, на кучу металлолома только из-за того, что не было какой-нибудь запчасти или исчерпался ресурс мотора!
В багажник я проникнуть не смог. Просунувшись наполовину в деформированную дверь, я пошарил под креслами, заглянул в перчаточный ящик, но ничего существенного не обнаружил; с удовольствием бы снял руль с эмблемой, да нет подходящего инструмента. Вылезая обратно, я зацепился за спинку сиденья, и истлевшая материя осыпалась прахом; на пол, тихонько стукнув, упал пластиковый пакет: от первого прикосновения неизвестный материал рассыпался на кусочки, оставив на моей ладони новехонький, точно с завода, миниатюрный электронный блок.
— Ну, что там, Мар? — крикнул Пров.
— Да есть тут небольшой подарок. Ты угадал.
— Интуиция. А кроме того, я всегда выполняю свои обещания.
Более осторожный спуск в обход, и мы стоим рядом, разглядывая первую добычу.
— Все ясно, — сказал Пров. — Магнитофон старой конструкции.
— Может, еще и работает?
— Не исключено, если подать напряжение от батареи фонаря. Но! — Он многозначительно поднял палец. — Прослушать кассету удастся один-единственный раз.
— Тогда не надо. Лучше проиграю в гдоме.
— Не донесешь. Запись исчезнет полностью. Это я гарантирую. Играть, так сейчас же, немедленно.
— Что ж, попробуем.
Пров достал отвертку и безжалостно выломал крепление первой бобышки, подсоединил провода к фонарю.
— Боюсь, внутреннего пространства не хватит — пленка будет попросту осыпаться внутрь кассеты. Ну, рискуем?
Он поставил блок на край открытого люка цистерны (усилитель!) и нажал кнопку пуска. Послышались шорохи и шипение, несомненно, означавшие, что пленка пошла. Мы замерли в ожидании. Потом раздался голос, от которого я окаменел, — это был хриплый, приглушенный голос Прова:
Мы слилися вместе — я и машина, [1]
мы силились с места прорваться сквозь ночь;
и вот все едино — колеса и шины,
и нервы гудят, и сомнения прочь!
И намертво руки в баранку врастают,
ты — часть меня, жизнью со мною живешь.
Тебе тоже страшно, я знаю, я знаю,
Но вывезешь, вывезешь, не подведешь!
Я глянул на Прова. Ни один мускул на лице его не дрогнул. Человек всегда слышит свой голос как бы изнутри и в записи может его не опознать. Неизвестный глашатай продолжал
Как ломит от боли суставы кардана,
как воет от ужаса хор шестерен!
И фары за ветви хватаются пьяно,
а сбоку, за ветром, звон похорон...
Это неправда: машина, чтоб ездить.
Не надо мне врать — она, мол, мертва.
Мы собраны вместе в одном созвездьи,
мы поняли оба, что...
Звук пропал, и я подумал, что сказочная жар-птица улетела безвозвратно, но, к счастью, площадной голос заявил снова:
О, верьте мне, верьте, так бывает!
Мы вырвались вместе к кромке дня.
И чувствую телом — она умирает,
она умирает, чтоб выжил я!
Пусть паром спина моя клубится...
До крови впилась... ремня...
Песня оборвалась, и на этот раз окончательно. Даже шипение прекратилось. Я первым пришел в себя.
— Ну, что скажешь?! — восторженно воскликнул я. — "Она умирает, чтоб выжил я". Каково? Как он тебя!
Пров несколько минут мрачно молчал, потом бросил бесполезный теперь магнитофон внутрь цистерны и вдруг, ухватившись за края люка, заорал туда так, что я оторопел:
Рано ударили вы в литавры.
Слушай, Володя, Прова — меня!
Здесь успокоились ваши кентавры,
здесь обретутся от нашего дня.
И, словно поставив точку, захлопнул люк.
Тона Чермета уже менялись на багрово-красные, а мы, порядком измотанные и голодные, еще продолжали свой путь.
Небольшой катерок речного класса стоял ровно на киле, как живой, в лучах предзакатного солнца, и мы, не сговариваясь, повернули к нему. Когда-то он был покрашен белой краской, и в носовой части еще просматривались буквы.
— "Пров...Пров..." — задумчиво пытался я восстановить облупившуюся надпись.
— "Проводник" — устроит? — сказал Пров и поднялся в рубку. — Ну что ты будешь делать, вот кажется мне, что ходил я на этой посудине и все тут! Даже эта зарубка на рукоятке штурвала знакома. Но долой лунный дым грез! Вся власть осязаемому реализму! Поищи-ка там в кубрике чего-нибудь подложить под бока, да и заночуем.