Дело началось с того, что Галина Войкова, техник производственного отдела, была вызвана к управляющему.
– Что это такое, товарищ Войкова? – Василий Иванович ткнул пальцем в лежащую перед ним сводку.
– Это цифра, Василий Иванович, цифра два, – разъяснила Галина, пожимая плечами.
– Благодарю вас. Эта цифра довольно точно определяет, какую оценку вам нужно поставить за вашу работу. О чем вы думаете в рабочее время?
Здесь Василий Иванович взглянул на Галину и встретился с глазами такой поразительной голубизны, что у него перехватило дух. Он раньше никогда не замечал, что у Войковой такие красивые глаза. Да и вся она, смущенная, растерянная, была очень хороша.
– Гм… ладно, идите. И смотрите, не делайте более ошибок… Галина.
С этого началось.
Утром следующего дня Наталья Петровна была поражена: Василий Иванович делал зарядку. Он, громко сопя, размахивал руками, нагибался, с трудом доставая пальцами до колен, и приседал, вставая с таким трудом, словно на плечах у него было пианино.
– С твоим сердцем! – ахнула Наталья Петровна. – Немедленно перестань!
Василий Иванович отдышался и вместо ответа запел прокуренным баритоном:
– «Чтобы тело и душа были молоды, были молоды…»
Наталья Петровна смеялась и разводила руками.
Отныне Василий Иванович приходил на службу за десять минут до начала работы. Зайдя в кабинет, он быстро снимал пальто и опасливо, как растревоженный школьник, стыдившийся первого чувства, чуть-чуть раздвигал шторы. И когда проходила Галина, сердце у него билось, как когда-то при виде Наташи. Правда, тогда оно стучало мощно и ритмично, а теперь – лихорадочно, иногда с мучительными спазмами, как мотор в старом, заслуженном «газике».
В тресте заметили, что Василий Иванович подобрел. Раньше, бывало, когда управляющий выступал на собрании, провинившиеся знали, что сейчас они будут подвергнуты бичеванию, клеймению и сожжению на медленном огне.
Теперь все изменилось. Будто на бушующие волны вылили бочку тюленьего жира. Перестала при звуке голоса Василия Ивановича качаться люстра, из глаз исчез зловещий отблеск начищенной стали, а виновники «пропесочивались» теперь столь мягко, будто крупнозернистый песок превратился в бархатный крем.
Но причины никто не знал. Василий Иванович тщательно замуровал в своей душе это внезапно вспыхнувшее чувство, и единственный человек, посвященный в его любовные томления, был Василий Иванович. Но не пятидесятилетний Василий Иванович, образцовый семьянин, обладатель округлого живота, ишиаса и ревматизма, а какой-то совсем другой. И хотя он сидел внутри настоящего Василия Ивановича, он был значительно моложе, смелее и эгоистичнее, этот двойник. По малейшему поводу он вступал в спор с Василием Ивановичем и доказывал, что именно он-то и является настоящим.
Первый спор у них произошел из-за притчи, которую Василий Иванович где-то читал. В притче говорилось: «Старик паломник узнает дорогу в обетованный край, где бьет волшебный источник. Входят в источник седовласые старцы, а выходят румянощекие и белозубые юноши. Узрел старик это чудо, и вспыхнула в нем жажда молодости. Он уже было сбросил с себя исподнее и, дрожа от нетерпения, приблизился к источнику, но вдруг был поражен мыслью: ведь старая жена его не узнает! Кряхтя, оделся старик и пошел за своей старухой, чтобы вместе с ней окунуться в волшебную влагу. Не пришлось супругам омолодиться: старик забыл дорогу к источнику».
Двойник. А ты, Василий Иванович, пошел бы за своей Наташей?
Василий Иванович. Конечно! Эх, как хороша была она, Наталья Петровна…
Двойник (иронически). Была… В том-то и дело, что была. Не криви душой, испугался бы, что забудешь дорогу. Сам бы сначала выкупался!
Василий Иванович. Ну а потом все равно пошел бы за Наташей!
Двойник (вкрадчиво). А если бы по дороге встретил Галину?
Василий Иванович (смущенно). Гм… ты чего от меня хочешь? Чтобы я пошел на поклон к этой девчонке? Да ведь она надо мной смеяться будет!
Двойник (многозначительно). Кто знает! Брюхо у тебя, Василий Иванович, опадает, еще месяц зарядки—и появится что-то вроде талии, бриться ты начал каждый день. Попробуй!
Василий Иванович. Что попробовать?
Двойник (на ухо). Понемногу завлекай девчонку. Провожай домой, подарок сделай. Намекни на свое чувство, понял?
Василий Иванович (возмущенно). Так вот чего ты от меня хочешь, негодяй! Пошел прочь!
Двойник (обиженно). Ну что ж, уйду. Только все равно меня позовешь, старый осел.
И Василий Иванович звал. Однажды двойник нашептал ему интересную мысль, и Василий Иванович, сдавшись, начал нехитрую интригу.
Несколько работников треста занимались на вечернем отделении строительного института. Учиться, конечно, было нелегко, и по отдельным предметам студенты отставали. Василий Иванович доподлинно знал, что Галина плачет над «сопротивлением материалов», как раз над тем предметом, в котором он был признанным в тресте авторитетом.
Призыв управляющего помочь отстающим поддержали все. Галину, конечно, прикрепили к Василию Ивановичу, который, поломавшись для виду, согласился.
Интрига удалась, и два часа в неделю после работы Василий Иванович совершенно легально был наедине с Галиной. После занятий он провожал ее домой, что было легко объяснить, ибо жили они почти рядом. И всю дорогу блистал остроумием, рассказывал интересные истории, в которых как бы невольно раскрывались его весьма симпатичные качества.
Галина была в восторге. Ей впервые пришлось встретить такого занимательного собеседника… Она сравнивала Василия Ивановича со знакомыми молодыми людьми, и эти ребята с их псевдовеселостью и спортивными увлечениями меркли перед ним, как свечи перед прожектором. Она даже призналась себе, что немножко влюблена в этого блестящего пожилого человека, который, когда начинал говорить, казался привлекательнее и моложе ее сверстников.
…Раньше недели мирно текли одна за другой, в порядке живой очереди. Каждый день был похож на предыдущий, и лишь воскресенья были оазисами среди этого бесконечного разнообразия времени, аккуратно нарезанного на календарные дни. И праздники, конечно, несколько раз в году.
Теперь праздник был раз в неделю, в пятницу. Все остальные, длинные и серые, дни были прелюдией к пятнице, когда Василий Иванович давал очередной урок сопромата, остроумия и житейской мудрости.
Отношения с двойником понемногу налаживались. Правда, после пятницы двойник несколько дней подвергался нападкам, упрекам и даже иногда изгонялся. Но по мере приближения заветного вечера он вел себя все нахальнее, а в пятницу обращался с Василием Ивановичем, как с мальчишкой. В этот день он был хозяином положения.
– Ты серьезно продвинулся, – чревовещал он, – будь же решительнее, смелее!
И Василий Иванович сдался снова.
В году есть день, когда женщины особенно остро ощущают свою принадлежность к нежному полу, когда они приветливо смотрят на изнывающих в очередях мужчин и пожинают во всевозможных видах вполне заслуженные ими лавры.
Когда-то, много лет назад, Василий Иванович в этот день, 8 Марта, делал жене подарок, покупал билеты в театр и после спектакля ехал с ней в ресторан. Но это было давно, так давно, что даже сама Наталья Петровна забыла об этой традиции.
Теперь он решил эту традицию воскресить. Все должно было остаться по-прежнему. Кроме одной детали.
Под каким-то предлогом Василий Иванович вызвал Галину в кабинет, поздравил с праздником и протянул ей изящный футляр.
– Моей способной и очень милой ученице, – сказал он, широко улыбаясь.
В футляре лежала дорогая брошь.
– Я не могу принять этот подарок, – сказала Галина, покраснев, – он слишком дорогой. Зачем это, Василий Иванович?
– Это бирюза, – сказал Василий Иванович, – она такая же голубая, как ваши глаза. Видите, даже рифмуется. Кстати, Галя, помните, вы мечтали полюбоваться Улановой в «Ромео и Джульетте»?