– Роскошный подарок, – хвалю я.
Лиззи усаживается на табурет рядом со мной и кладет куртку на колени. Я заказываю нам водку с клюквенным соком и содовой.
– Как прошел День благодарения? – спрашивает Лиззи.
Мне уже кажется, что это было сто лет назад.
– Да как обычно: слишком много пирогов и футбола. Лучше расскажи, как ты праздник провела.
– Грандиозно, – отвечает она. – Прилетели буквально все, и мы всей гурьбой стали играть в шарады. С малышами ужасно весело. Представляешь, у меня теперь пять племянников и племянниц! Папа…
По приближении Сэнджея Лиззи резко умолкла. Он поставил перед нами напитки. Я придвинула к себе свой.
– Ты ведь не красишь ногти! – восклицает Лиззи. – Красивый цвет!
Я смотрю на свои пальцы. Кожа у меня темнее, чем у доктора Шилдс, и пальцы короче. На моих руках бордовый лак смотрится не элегантно, а вызывающе. Но она права: цвет красивый.
– Спасибо. Не была уверена, что мне подойдет.
Мы выпили еще по два бокала, и все это время болтали. Потом вдруг Лиззи трогает меня за руку.
– Слушай, сделаешь мне макияж во вторник после обеда? Мне нужно заново сфотографироваться.
– Ууф, у меня се… – я умолкаю на полуслове. – Работа. Ехать придется далеко.
Во время нашей первой личной встречи доктор Шилдс дала мне подписать еще один, более строгий, договор о неразглашении сведений. Я даже не вправе упомянуть ее имя Лиззи.
– Ладно, соображу что-нибудь, – беспечно бросает она. – Ну что, теперь начос?
Я киваю и озвучиваю заказ Сэнджею. Мне как-то не по себе от того, что я не могу помочь подруге.
И не по себе от того, что я вынуждена что-то скрывать от Лиззи, ведь лучше нее меня никто не знает.
Хотя, возможно, это уже не так.
Глава 12
4 декабря, вторник
Вы сомневались насчет бордового лака, однако сегодня он на ваших ногтях.
Еще один признак того, что вы проникаетесь доверием.
И вы опять выбрали диван.
Поначалу вы откидываетесь на спинку и заносите за голову руки; язык вашего тела указывает на то, что вы более раскрепощены.
Вы не считаете, что готовы к тому, что последует дальше. Но вы готовы.
Вас для этого натренировали. Эмоционально вы стали более выносливой – подобно тому, как постепенно в ходе планомерных тренировок становится более выносливым бегун на марафонскую дистанцию.
Вам заданы несколько формальных «разогревающих» вопросов о минувших выходных.
И затем: Чтобы двинуться вперед, мы должны вернуться назад.
Едва эти слова произнесены, вы резко меняете позу, опуская руки и обхватывая ими себя. Классическая защитная реакция.
Должно быть, вы уже поняли, что вас ждет.
Пришла пора преодолеть этот последний барьер.
Вам снова задан, на этот раз устно, мягко-настойчивым тоном, вопрос, от которого вы отпрянули во время самого первого, компьютерного, сеанса, что проводился в кабинете № 214:
Джессика, вы когда-нибудь умышленно причиняли боль тому, кто вам дорог?
Вы сворачиваетесь в себя, смотрите на свои ноги, пряча лицо.
Медлить с ответом не запрещено.
Потом:
Расскажите.
Вы вскидываете голову. Глаза у вас вытаращены. Внезапно вы кажетесь гораздо моложе своих двадцати восьми лет; будто в вашем облике на короткое мгновение проступили черты тринадцатилетнего подростка.
Именно в этом возрасте для вас все изменилось.
В судьбе каждого человека есть поворотные моменты – порой внезапные, порой как будто бы предопределенные, словно к этому все и шло, – которые формируют и в конечном итоге цементируют его жизненный путь.
Эти моменты, столь же уникальные для каждого конкретного человека, как цепочки ДНК, если они максимально благоприятны, то создают ощущение, будто, подброшенные катапультой, вы возноситесь к звездам. При другой крайности вам кажется, что вас засасывают зыбучие пески.
Тот день, когда вас оставили присматривать за младшей сестрой – и она выпала из окна второго этажа, – вероятно, стал для вас главной демаркационной линией.
Вы рассказываете о том, как кинулись к ее обмякшей фигурке, лежавшей перед домом на асфальте, а по вашему лицу текут слезы. Ваше дыхание учащается, вы захлебываетесь словами. Ваше тело, и ваш ум, проваливаются в некую эмоциональную бездну. Вы выдавливаете из себя еще одно мучительное предложение – Это все по моей вине – и больше уже не в состоянии сдерживать дрожь: вас всю трясет.
Вас бережно укутывают кашемировым палантином, разглаживают его на плечах, и это возымеет успокаивающий эффект.
Вы делаете судорожный вдох.