Калла прошла до конца узкого коридора, который вел в темное помещение, не закрываемое дверью. Я зашла внутрь и инстинктивно потянулась к ножу. Над куртками и ремнями, висящими на крючках на стенях, на толстых деревянных балках, качались пустые гамаки. В углу трюма, похрапывая и спустив одну руку, спал мужчина, укутанный в стеганое одеяло.
– Вот твое место, – Калла кивнула на низко подвешенный гамак в третьем ряду.
– Это трюм для экипажа, – проговорила я.
Она пристально смотрела на меня.
– Я не член экипажа. – Мои слова подчеркнуло слышимое в голосе возмущение. Я вышла из себя, только представив, что буду спать вместе с экипажем. Мне здесь не место. Никогда не будет.
– Член, пока Зола не решит обратное. – Похоже она пришла в бешенство. – Он настрого приказал не приставать к тебе. Но знай… – она понизила голос, – мы знаем, что вы, мерзавцы, сделали с Крейном. И мы этого не забудем.
Это не предупреждение. Это угроза.
Я переступила с ноги на ногу, усилив хватку на ноже. Если в экипаже знали, что я была на «Мэриголд», когда Уэст и его команда убили Крейна, то каждый дышащий на этом корабле становился моим врагом.
Между мной и Каллой повисло напряженное молчание, пока она все-таки не ушла сквозь открытый проход. Я оглянулась в темной комнате, нервно выдохнув. Над головой послышался стук ботинок, а корабль слегка накренился – порыв ветра запутался в парусах, – отчего гамаки задвигались, как стрелки компаса.
Под натиском жуткой тишины я крепко обняла себя руками и нырнула в темный угол между сундуками, чтобы хорошенько осмотреть трюм. С корабля мне не убежать, пока мы не доберемся до порта, и я уж точно не узнать, куда мы направляемся. Или зачем.
В мысли ворвались воспоминания о моем первом днем на «Мэриголд»: я стояла в проходе, опустив руку на герб на двери. На корабле я была посторонней, но стала частью его. И теперь каждая частичка моего тела с болью просилась обратно на корабль. Под кожей вспыхнул жар, глаза наполнились слезами. Я была дурой. Позволяла себе думать – даже ненадолго, – что находилась в безопасности. Что нашла семью и дом. И всего за одну секунду меня лишили всего этого.
Три
Лучи бледного лунного света медленно перемещались по деревянному дощатому полу, подбираясь все ближе ко мне, пока палубу не окутало утреннее тепло.
Видимо, Зола не соврал: команде приказано не приставать ко мне. Члены экипажа даже не смотрели в мою сторону, когда возвращались в трюм, чтобы подменить друг друга на смене. Подчас посреди ночи я закрывала глаза, но продолжала крепко сжимать в ладони клинок Уэста.
Из полудремы меня вытянули доносившиеся из прохода голоса. «Луна» волочилась по волнам, я напряглась от того, что рядом со мной по полу прокатилась голубая стеклянная бутылка. Я почувствовала, что корабль замедляет ход, затем раскрыла ноги и встала на пол.
Над головой кто-то зашагал. Я вжалась в стену, ожидая, что сейчас зайдут в трюм. Однако из прохода доносился только гул ветра.
– Убрать паруса! – Я вздрогнула от мощного голоса Клова.
Живот скрутило, пока я наблюдала за мелькающими тенями между планками на ставнях. Мы подплывали к порту.
Клов раздавал приказы, и все больше голосов отвечало ему. Корабль снова тяжело осел, и я, поскользнувшись на мокрых половицах, потянулась к переборке [2], чтобы не потерять равновесие.
Либо с попутным ветром мы за ночь уплыли из Узкого пролива, либо мы делали остановку.
Я вышла в проход и, придерживаясь одной рукой за стену, стала осторожно переступать с ноги на ногу. Калла не сказала, чтобы я оставалась в трюме, да и Зола подтвердил, что я не пленница, но казалось, если я буду ходить по кораблю в одиночестве, кто-то вот-вот воткнет мне нож в спину.
Как только я поднялась на палубу, меня ослепило солнце, отчего я быстро заморгала, пытаясь присмотреться сквозь яркий свет. Два члена экипажа взбирались по огромным мачтам до оттяжек [3] и отточенными движениями спускали паруса.
Я замерла на месте, увидев Клова у штурвала, и спряталась в тени мачты. При взгляде на него мои челюсти сжались, все тело пронзила ярость. Никогда бы не подумала, что в этой жизни Клов сможет предать Сейнта. Но хуже всего то, что ему доверяла она – моя мама. Она любила Клова как брата, отчего было просто немыслимо, что он способен предать ее. Этого просто не могло быть.
Зола стоял на носу корабля, скрестив на груди руки, – ворот куртки приподнят, чтобы защитить от ветра. Но дыхание у меня сперло от того, что виднелось за ним. Я ухватилась за борт раскрыв рот.