Я устал перепрыгивать через железнодорожные шпалы. Мелкие острые камни больно ранят лапы. Я забираюсь на рельс — здесь дорога удобная и достаточно Широкая. Но вскоре я снова соскакиваю с рельса — от холодного металла даже брюхо замерзает.
Я нахожусь на широком, открытом пространстве, оно волнует своими необъятными размерами. В этих условиях любая встреча с совой, котом или собакой смертельно опасна.
Нарастает шум — с противоположной стороны приближается поезд. Он быстро проезжает мимо меня.
Спрятавшись за большим белым камнем, я смотрю на светящиеся квадраты его окон. Они быстро удаляются. Я иду дальше. Прохожу мост, потом туннель.
Становится все холоднее. Луну закрывают плотные, темные облака.
Падает снег — первый снег в моей жизни. Я должен добраться до станции, залезть в вагон, продолжить путешествие.
Я поедаю колбасные шкурки, выброшенные вместе с промасленной бумагой. Я иду вперед. Скоро кончится ночь, и тогда мне придется отказаться от дальнейшего продвижения вдоль рельсов.
Над путями пролетают птицы. Я изо всех сил прижимаюсь к покрытому мокрым снегом рельсу. Вдруг слышу сопение собаки — она идет по моему следу. Я прыгаю в сторону, в канаву. Собака тявкает, бросается за мной и своим весом проламывает тонкую корку льда, по которой я благополучно перебежал на другую сторону. Пока скулящий разозленный пес выкарабкивается на берег, я бегу в сторону темнеющего на фоне неба стога.
Я уже подбегаю к нему, когда за спиной вновь слышится лай идущей по следу собаки. Из последних сил я втискиваюсь в пахучее густое сено.
Я охочусь на мышей, спрятавшихся в стогу от зимних морозов. Меня спугивает ласка — длинное белое создание с маленькими и острыми зубами.
Утопая в пушистом снегу, я добираюсь до близлежащих построек. В огромном овине тепло, уютно и тихо.
До сих пор я не встречал здесь крыс.
Ночью из овина я перебираюсь на скотный двор и здесь замечаю следы самки. Я нахожу её нору. Она сидит, ощетинившись, обеспокоенная моим появлением. Она одинока — остальных крыс спугнули или перебили люди. Под полами конюшни, хлева, курятника, дома я перебираюсь из норы в нору. На чердаке нахожу заржавевшие крысоловки. Разбросанная везде старая отрава свидетельствует о долгой и упорной войне.
Я решаю перезимовать на этой затерявшейся среди сугробов ферме.
Самка поначалу принимает меня недоверчиво, но вскоре начинает относиться ко мне более благосклонно. Я занимаю удобное теплое гнездо в фундаменте дома. Отсюда в разные стороны ведут удобные коридоры — в подвал, где стоят бочки с квашеной капустой и огурцами и банки с разнообразной едой, в прилегающий к дому курятник, на кухню, откуда доносятся вкусные запахи, во двор. Последняя нора выходит на поверхность далеко — рядом с сараем, где хранят инструменты.
Я все время настороже: ведь я же на чужой, неизвестной мне территории. Все постройки во дворе и почти весь дом — деревянные. Я прогрызаю и прокапываю проходы в разные помещения. Собака почуяла мое присутствие, кот тоже. Собака лаяла, когда я пробирался сквозь сугробы в сторону дома. Она и теперь гавкает, стоит мне пройти мимо её будки. Кот выследил меня и пытался напасть. Я избежал сражения, юркнув в первую попавшуюся нору. Вскоре мы с ним встретились с глазу на глаз в углу овина, где мне уже некуда было бежать, и он с шипением бросился на меня. Я встал на задние лапы и принял оборонительную стойку. Кот остановился, пораженный моей величиной и смелостью. И тогда я сам бросился на него, кусая в уши, нос и шею. Он когтем проехал мне по спине, пытается поймать за хвост. Когда он открывает морду, я вцепляюсь зубами в его нижнюю челюсть. Он выпускает меня из своих когтей и, перепуганный, убегает.
Окровавленный, с перебитой лапой, разодранной спиной и сломанным хвостом, я возвращаюсь в гнездо. Болею.
Когда я рядом, кот выгибает спину дугой, мяукает, его шерсть встает дыбом. Он боится, я вижу его страх.
Теперь я уже не удираю. Я чувствую свою силу и часто пробегаю прямо перед его носом.
Несколько раз, если людей нет поблизости, я прогоняю кота из-под печи, рядом с которой он любит вылеживаться. Он ненавидит меня, скалит зубы, фыркает.
Люди довольно долго не замечают моего присутствия, не расставляют ловушек, не сыплют ядовитого зерна, не разбрасывают отравленных лакомств.
Самка рожает. В глубоко укрытом гнезде маленькие крысята быстро подрастают. Здесь тепло, только из коридоров иногда доносятся неприятные дуновения холодного воздуха.
Я тащу в гнездо перья, солому, сено и даже кусочки дерева.
Мое любопытство вызывает стоящий в комнате огромный шкаф. Когда люди уходят из дома, я тут же кидаюсь грызть его. Пробираюсь внутрь. Светлые стопки белья как нельзя лучше подходят для моих целей. Я выгрызаю куски полотна и несу их в гнездо. Я кружу от шкафа в гнездо и обратно. В шкафу я также вырываю куски шерсти из висящей там одежды.
Начинается охота на крыс. Люди заколачивают отверстие в шкафу, расставляют ловушки, раскладывают отравленные куриные и рыбьи головы, яйца, хлеб, зерно. Толпами гибнут мыши. Наевшись отравы, подыхает кот.
Маленькие крысята пускаются в первые в своей жизни путешествия.
Несколько крысят погибают, остальные выживают. Вскоре они начнут вить свои гнезда.
На смену долгим морозам и снегопадам, когда ферму окружали высокие сугробы, приходят более теплые дни.
Мы — взрослые крысы,— как самка, так и я, не трогаем отравленных лакомств. Мы легко распознаем их и метим нашими испражнениями.
В курятнике, в хлеву, в конюшне, в кладовках полно еды.
Я хвостом вытаскиваю снесенные курами яйца, подъедаю насыпанный лошадям овес, прокрадываюсь в кладовку, где лежат куски окорока, сыры и колбасы, мешки с мукой, крупами и сахаром.
Снега тают, ветер становится теплее, начинает пригревать солнце.
Следующие поколения крысят покидают нору. Оставшиеся в живых самки из первого помета уже ждут собственного потомства.
Вместе с молодой самкой я загрызаю всех цыплят — маленькие пушистые комочки, которые люди выпустили в курятник.
В гнездо доносятся голоса людей — нервные, резкие, булькающие.