Кирпичный дом стоит на спокойной, тихой улице. Сзади, со стороны двора растет несколько фруктовых деревьев и кустов. Этот небольшой садик окружен сараями, каморками, курятниками, будками, туалетами, ящиками, огородами, клетками с кроликами, голубятнями, пристроенными к стенам небольших соседних домов.
Крысы, прибывшие сюда вместе со мной, отправились дальше. Ведь во время дождя каналы в этом районе до краев наполняются водой и жить в них невозможно. Многие крысы утонули. Другие ушли вдоль берега моря — искать более благоприятные для жизни места. Часть разместилась в подвалах и подполах соседних домов, в портовых постройках, в складах, элеваторах, под мостами, на берегах каналов и дамб, построенных для защиты от наводнений.
Я быстро понял, что через этот район проходит основной канал, связывающий море с внутренней частью города — с доками, причалами и складами.
Корабли оповещают о своем прибытии протяжным воем сирен. Уже тогда я начал задумываться о продолжении путешествия, ведь мой новый дом находился так близко от проплывавших мимо судов. Я часто наведывался в порт, прохаживался по каменным причалам и смотрел сверху на покрытую толстым слоем масел воду, в которой отражался лунный свет.
Достаточно перейти через двор, пересечь параллельную соседнюю улицу и тянущуюся за ней полосу построек, затем перепрыгнуть несколько пар рельсов — и уже начинаются длинные причалы и набережные, тянущиеся вдоль канала. Иногда я спускался по неровным ступеням совсем близко к воде — на уровень ленивых волн, и ходил по толстым бревнам, покрытым водорослями и ракушками. Я находил здесь маленьких рыбок, небольших крабов, устриц, улиток, которые вносили некоторое разнообразие в мой довольно монотонный рацион, состоявший в основном из украденного у кур и свиней корма.
Потеплело, и я решил вернуться в старый город. Я начал тосковать по длинным коридорам подземелий, подвалов и каналов.
Я вернулся. Город лежал в руинах. Большая часть каналов и подземелий обвалилась. Везде чувствовался запах гари. Отвратительная вонь дыма улетучивалась слишком медленно. В развалинах уже поселились первые крысы, пожирающие падаль.
В руинах, в чудом не обвалившихся подвалах под завалами обломков я находил гниющие трупы людей, собак, кошек, крыс. Хищные птицы беспрестанно кружили над мертвым городом.
Я вернулся в кирпичный дом в портовом районе, где чувствуется запах моря, а постоянно дующий ветер насвистывает в вентиляционных трубах чудные мелодии.
Я веду обычную жизнь крысы: копаюсь в жестяных мусорных бачках, рою все новые и новые норы и проходы, ведущие к спрятанным в кладовках и на складах лакомствам.
Меня ждут странствия, полные опасностей, противостояний, борьбы и поисков. Я буду уходить все дальше и дальше — чтобы все сильнее жаждать возвращения.
Помню, как по ночам я подбирался поближе к кораблям и присматривался к толстым причальным канатам, якорным цепям, опущенным трапам, подъемным кранам. Я приходил туда, хотя по порту рыскали голодные собаки и свирепые коты, а над плохо освещенными причалами бесшумно кружили совы. Зачем я подвергал себя опасности погибнуть в зубах, клювах, когтях?
Меня интересовали корабли. Я видел в них плавающие островки суши, на которых — так же как на поезде — можно преодолеть огромные пространства, затратив при этом не так уж много сил.
В моем родном городе я часто вместе со старым самцом заходил в речной порт, где у причалов стояли баржи. Старик редко залезал на палубу — в его памяти, видимо, с кораблями были связаны какие-то неприятные воспоминания. Он также боялся парящих низко над водой огромных белых чаек.
Я ещё тогда заметил, что живущие на баржах крысы ревниво охранят свою ограниченную территорию и атакуют намного злее, чем крысы из других районов моего города.
Мои прогулки заканчивались рядом с кораблем. Я подходил к нему, подбирался как можно ближе, встав на задние лапки, щупал вибриссами толстые канаты и отступал, возвращался в свою безопасную нору, в мой лабиринт, коридоры и проходы которого заполняли весь длинный кирпичный дом и прилегающие к нему постройки.
Я боюсь войти на корабль, боюсь оторваться от твердого каменного берега.
Я не хотел этого. Я уже сжился с окружающим меня миром, привык к дому, к помойкам, к протоптанным стежкам, к голосам людей. Я уже знал каждый угол, каждую неровность в кирпичной кладке, все трещины в штукатурке, каждую щель, паутину, каждое пятно на стене.
Я готовился к путешествию. Я ждал событий, которые позволят мне уплыть и оставить этот город позади.
Вдоль сточных канав портовой улочки крадется серая тень. При каждом звуке она прижимается к земле, распластывается на камнях. Вдруг тень останавливается и прислушивается к доносящимся из окна звукам флейты.
Я все время прихожу сюда. Дом, из которого доносятся влекущие меня звуки, находится на той же улице. Я издалека чувствую момент, когда человек начинает играть, и тут же покидаю свое гнездо. Туда приходят и другие крысы, а человек даже не знает, как много крыс слушает его. Они сбегаются со всех сторон, взбираются по водосточной трубе, залезают на крышу, втискиваются в вентиляционные проходы и форточки, влезают на деревья, прошмыгивают по карнизу на балкон, жмутся к стенам.
Звуки, которые человек извлекает из длинной темной пищалки, ошеломляют, зовут, манят. Хочется оказаться как можно ближе к их источнику, добраться до того места, где они рождаются, познать их суть, прикоснуться к ним.
Человек играет. На фоне ярко освещенной занавески четко вырисовывается его согбенная фигура. Он играет каждый день, когда солнце скрывается за горизонтом, а птицы готовятся ко сну. Он играет, хотя из других помещений дома, расположенных ниже, доносятся иные звуки — булькающие и лязгающие, заглушающие музыку. Как только он берется за инструмент, живущие этажом ниже люди начинают вести себя очень шумно.
Я бегу, я все ближе и ближе к источнику звуков. Со всех сторон, из всех закоулков и подвалов вылезают крысы. Безлюдная улица наполняется длинными подвижными тенями. Растения под балконом, откуда доносится музыка, колышутся, как будто их шевелит ветер.