Стоило ему появиться, и Зию начинала бить дрожь. Она фыркала, нахохливалась. Я поняла, что этот шакал сожрал последний выводок ее птенцов, когда они в первый раз вылетели из гнезда. Теперь он лежал в темном углу старого сарая, изредка задирал голову кверху и скулил.
У него не было сил даже на то, чтобы разгребать засохшую землю в поисках мышиных гнезд и больших жуков. Он пытался гоняться за кроликами, но мне ни разу не довелось увидеть, чтобы ему удалось поймать хоть одного.
Мне не хотелось оставаться навсегда в этой белой котловине. Меня пугали ее сухость, отсутствие ветров, пересыхающий ручей, пустота.
Кроме горлинки Зии, здесь больше не было ни одной птицы. Казалось, что даже орлы и ястребы избегали этого места. Я взлетала и кружила над Зией, приглашая ее лететь за мной. Но она не хотела улетать. Самое большее, долетала следом за мной до подножия окружавших котловину гор и поворачивала обратно.
Я возвращалась в город, в мою сухую нишу, и думала о Зии. Я вспоминала о том, как она беспокойно хлопала крылышками и с завистью глядела мне вслед, когда я улетала.
— Останься! — повторяла она, раздувая зоб и раскладывая хвост.
Однажды, когда я прилетела в долину, из сарая больше не доносилось привычного скуления шакала. Он лежал с вытаращенными глазами и окровавленной пастью. Вокруг роились навозные жуки, выкапывая под падалью свои коридоры. Зия боялась подлететь к нему поближе, хотя теперь он не мог причинить ей вреда. Под крышей сарая я заметила свисающих головой вниз темных летучих мышей.
С тех пор Зия сильно изменилась — посерела, поблекла, как будто стала меньше размером, глаза утратили остатки блеска, перья стали совсем матовыми. Она уже совсем старая, не несет яиц, у нее нет ни своего самца, ни потомства. Может, именно поэтому я так часто прилетаю к ней, а иногда даже остаюсь на ночь. Я сильнее ее и каждый день стараюсь взмыть повыше в небо, улететь подальше и снова вернуться.
Может, Зия боится заблудиться? Может, она думает, что не сумеет вернуться? Мы сидим рядом с ней, касаясь друг друга перьями. Нас сблизило одиночество — настолько, насколько лишь оно может сблизить живые существа.
Под скалой, в тенистой щели, песок стал слегка влажным. В высохшем русле ручья бегают серо-зеленые ящерки. Зия хочет пить… Я открываю рот, и Зия засовывает свой клюв в мой зоб. Она долго сосет, закрыв глаза, совсем как птенец.
Зия — маленькая, хрупкая горлица, к которой пришла старость. Она уже не взлетает так, как взлетала когда-то, не видит так, как видела раньше. Когда сегодня она взмыла ввысь, я заметила в ее крыльях многочисленные прорехи от выпавших перьев. От закругленного коричневого хвоста тоже осталось совсем немного. Зия боится, что вскоре перьев в ее крыльях останется так мало, что она не сумеет долететь даже до скалы, где еще можно отыскать влагу. Я улетаю, не зная, прилечу ли сюда завтра. В городе, в русле реки всегда найдется лужа с теплой водой, где полно комариных личинок и головастиков. Я прилетаю в котловину только из-за Зии. Меня мучает сознание того, что одинокая горлица с нетерпением ждет здесь шума моих крыльев. Смотрит в небо и ждет. Ждет меня.
Я улетала. Зия проводила меня до скал и повернула обратно. Ее поредевшие крылья тяжело, с усилием рассекали воздух. Я заметила, что кое-где у нее начали появляться, отрастать новые перышки… Но смогут ли они вырасти достаточно быстро, чтобы спасти ее?
Зия повернула обратно, а я полетела в свое тихое гнездо. Приближался вечер.
Я утоляю жажду в русле пересохшей реки. Собираю вымолоченные ветром семена трав и кустарников, выклевываю зерна из стручков акации. Взлетаю вверх, лечу над башнями и куполами старого города. Тучи. Сегодня — жара не такая изнуряющая, как вчера. На горизонте видны горы — они окружают котловину, в которой живет Зияя.
Я лечу. Пролетаю над плоскогорьем. Приближаюсь. Когда нет солнца, скалы утрачивают свою сверкающую, зловещую белизну.
Здесь, у этой скалы, где в расщелине собираются капли утренней росы, меня всегда ждала Зия. Но сейчас ее нет. Я лечу на крышу сарая под засохшим платаном. Зии нет и там. Ее нет и в сарае, где взрыхленная скарабеями земля уже поглотила останки шакала. Ее нет и на круглой башне, откуда она любила смотреть на вздымаемые ветром пески пустыни. Я начинаю беспокоиться. Лечу на окраину поселка, в постепенно засыхающие рощи гранатовых, апельсиновых, оливковых деревьев. Ищу маленькую светло-коричневую птичку с серповидной полоской на шее.
Я не могу найти ее и у каменного колодца, на который любят садиться уставшие жаворонки и трясогузки. Заглядываю сверху в темную, мрачную пропасть. Еще раз облетаю все места, где могла спрятаться Зия.