Когда Фиона Саммерс ответила своей дочери, Хелен расслышала все.
― Что? ― единственное, удивленное слово, отразившее шок матери.
Фиона Саммерс смотрела на свою дочь глазами, полными неверия, по ее лицу все еще лились слезы.
Девушка продолжила объяснение, чтобы только ее мать его слышала. И, когда окружающая группа офицеров начала расслабляться и наслаждаться воссоединением испытывающей облегчение матери и наивной девушки, незаконно удерживаемой более взрослым мужчиной, произошла странная вещь. Мать сделала шаг вперед и ударила ее.
Фиона Саммерс ударила свою дочь сильно, прямо по лицу.
Это не было небольшой пощечиной. Это был полноценный, удар с замахом, который заставил зевка вздрогнуть, а щека Мишель Саммерс сразу же стала краснеть.
― Как ты посмела сделать это! ― выкрикнула Фиона и нацелила на Мишель еще одну пощечину, которая, к счастью для ее дочери, пролетела мимо цели, когда та отшатнулась назад, просто задев поднырнувшую девушку по макушке.
Это стало сигналом для шокированных офицеров полиции запоздало вмешаться, ввязавшихся между ними, чтобы оттащить мать Мишель подальше от девушки, хоть она все еще размахивала руками.
― Как ты могла так сделать? ― закричала она еще раз, пока ее оттаскивали назад по садовой тропинке. ― Он бросил меня! ― выкрикнула она, ― он, бл*ть, бросил меня! Из-за тебя! Все из-за тебя! Ты теперь счастлива? Счастлива?
На лице Мишель Саммерс от первого удара появился синяк, и она последовала примеру своей матери: ее губы были плотно сжаты, а нижняя начала дрожать. Затем полились слезы, и она начала неконтролируемо рыдать. Внезапно она стала выглядеть именно так, какой и была: маленьким, перепуганным ребенком, которого выдернули в реальный мир, которого вела полиция.
Хелен наблюдала, как Мишель садится в машину с женщиной полицейским, пока два мужчины полицейских уводят ее мать в другую.
― Ты вернула ее, ― напомнил Брэдшоу Фионе. ― По меньшей мере, ты вернула ее, ― и он открыл дверь для хныкающей женщины.
Глава 59
Когда машины начали отъезжать, Хелен подошла к Тому.
― Это только что случилось? ― спросила она тупо.
― Мишель и учитель? ― спросил он. ― Да. Считают, что они Ромео и хренова Джульетта.
― О, Боже правый, ― сказала она. ― Все это время все думали, что она мертва. Они сошли с ума?
― Думаю, что да, ― согласился он, ― по крайне мере, потеряли связь с реальностью.
Затем Том покачал головой, будто не мог поверить в их идиотизм.
― И он собирается ради этого разрушить свою жизнь.
Они смотрели, как одна за другой, оставшиеся полицейские машины сделали разворот на сто восемьдесят градусов, все за исключением последней.
― Мне надо идти, ― сказал он ей. ― Они хотят, чтобы я дал показания.
― Откуда ты узнал? ― спросила она его.
― Он просто кое-что сказал, что не знает Мишель, ― объяснял Том, ― но я узнал, что он учил ее.
― Вот и все?
― Да.
― Гребаный ад.
***
Диктофонная запись крутилась фоном, констебль Йен Брэдшоу внимательно прислушивался к ней, пока Том Карни рассказывал свою версию событий этого дня, и, пока он рассказывал, комната стала заполняться людьми: сначала инспектором Пикоком, затем Скелтоном и О’Брайаном и, наконец, старшим инспектором Кейном.
Когда он завершил дачу показаний, диктофон выключили, и заговорил Кейн.
― Если бы мы не услышали это от них и от тебя, ― сказал ему Брэдшоу, ― я сомневаюсь, что мы бы в это когда-либо поверили. Этот учитель что, не имел понятия, сколько горя причиняет всем?
― Нет, не думаю, что понимает, ― подтвердил Том, ― все же, я подозреваю, он скоро узнает.
― О, да, ― сказал Кейн, ― у него не останется иллюзий по поводу серьезности ситуации.
― Мы можем пришить ему похищение несовершеннолетнего? ― спросил Скелтон.
― Не тогда, когда она пошла с ним по собственной воле, ― сказал ему Брэдшоу, ― а она пошла по своей воле, не так ли?
― Она так говорит, ― ответил Том.
Настала очередь инспектора.
― Но у нас есть половая связь с лицом, не достигшим совершеннолетия, растрата полицейского времени, препятствование правосудию, и это только первое, что приходит в голову. Я уверен, что смогу назвать еще несколько, ― сказал Пикок.