— Я не причиню тебе вреда, — прохрипел Сириус, заглядывая в ее глаза. — Я клянусь, что…
Он ждал, что она сделает шаг назад или убежит, плотно закрыв дверь на засов, но Марлин решительно шагнула вперед, несколько секунд рассматривала его исхудавшее бледное лицо, а затем крепко обняла и расплакалась, как маленькая. Сириус почувствовал, что и у него защипало в глазах, а то, что на минуту рухнуло в груди, поднялось с новой силой к горлу.
— Я знаю, Сириус, я знаю, — дрожащим голосом шептала она.
Простояв так достаточно долго, Маккинон отстранилась, шмыгнула носом и даже не стала вытирать влажные от слез щеки. Она нервно прикусила нижнюю губу и осторожно взяла мужчину за руку — такую непривычно холодную.
— Пойдем в дом, ты совсем продрог. Чертова погода. Осень в этом году просто ужасна, — лепетала она, закрывая дверь. — Ты, наверное, голоден? — Но не успел он ответить, как она продолжила, — Конечно, голоден, что я спрашиваю всякие глупости! Проходи в гостиную, я сейчас, дай мне пару минут.
Она суетилась и постоянно тараторила всякую будничную ерунду, а Сириус молча смотрел на нее и не верил своим глазам. Совсем не изменилась, все такая же чудесная и родная.
— Ох, я забыла принести приборы, подожди…
Сириус ловко и в то же время осторожно перехватил ее за руку, а затем, устыдившись, отпустил.
— Извини.
— За что? — удивилась девушка.
— Поесть я успею всегда, но пришел не за этим. Я хотел увидеть тебя.
Марлин медленно опустилась рядом на диван и внимательно, изучающе взглянула в когда-то такие любимые серые глаза, полные жажды жизни и азарта, и сейчас эти глаза были пусты и потеряли былой блеск. Но взгляд все также был наполнен былым величием и намеком на самоуверенность, которую у Блэка не отнимет даже смерть.
— Хочу, чтобы ты знал, я ни на секунду не сомневалась в тебе. Все сомневались, но не я. Ты бы никогда не предал Джеймса и Лили, ты бы никогда не убил невинных людей. Кто угодно, но только не ты.
Блэк только безучастно кивнул, и тогда Марлин осторожно переплела свои пальцы с его, не сводя взгляда с окаменевшего лица.
— Почему ты не вышла замуж? Я столько раз представлял себе…
— Что? — Маккинон усмехнулась и привычным плавным жестом откинула светлую копну волос назад. — Что я живу в большом доме с голубыми занавесками, ухаживаю за ромашками и пионами в саду, готовлю обеды и ужины, картинно целую обожаемого супруга утром и вечером, воспитываю четверых детей, а каждые выходные собираю толпу друзей на заднем дворе, мы жарим барбекю и шутим дурацкие шутки вечер напролет?
Девушка иронично улыбалась и открыто, без страха и тени сомнения смотрела на мужчину рядом. Блэк хрипло засмеялся и лукаво взглянул на нее исподлобья. От этого привычного и такого чужого одновременно взгляда у нее перехватило дыхание.
— Кошмар, Маккинон, я думал, твоя фантазия способна на большее, чем описание этого убожества.
— Все лучше, чем до пятидесяти лет колесить на байке по Америке, трахать глупых куколок и хлестать литрами виски, — фыркнула та. Сириус скривился.
— Мне было семнадцать!
— Ты был ходячим кошмаром, Сириус Блэк. Мерзавцем, подонком и законченным эгоистом.
— Перестань, ты меня смущаешь. — Маккинон закатила глаза.
— Ты неисправим.
— Сдается мне, что именно поэтому я и нравился тебе, Марлс.
От давно забытого сокращения имени из его уст девушка вздрогнула, но довольно быстро совладала с собой, игнорируя предательскую дрожь на коже.
— Не льсти себе, Блэк, ты никогда мне не нравился.
— И именно поэтому ты была со мной два года. Разумно. — Смешинки плясали в его всегда холодных глазах-льдинках, от которых она успела отвыкнуть.
— Я любила тебя, но нет, ты никогда мне не нравился, заносчивый и самовлюбленный павлин.
Любила… В прошедшем времени этого слова есть что-то надрывное, болезненное и отчаянное. Оно слишком емкое, с горьким послевкусием осени и непрерывно моросящего дождя.
— Больше года прошло с твоего побега. Почему ты так долго?
— Долго что? — Сириус поднял на нее предельно серьезный взгляд.
— Шел ко мне. Я ждала тебя каждый день, каждый гребанный день, Сириус. Я ненавидела тебя за то бесконечное ожидание, но все равно ждала. Запрещала ждать, но ждала.
— Ты всегда была нетерпеливой, детка.
— Считаешь, что тринадцать лет — слишком маленький срок для проверки моего терпения? — Блэк сдвинул брови, а девушка устало выдохнула и почему-то высвободила свои пальцы от его руки. — Да, я ждала тебя.
— Но ты ведь знала, что меня не помилуют, и я сгнию в этой преисподней.
— А я ждала, Блэк, потому что вечность — это, мать твою, не срок, — надрывно произнесла Марлин и устремила взгляд на тарелку с остывающим ужином. — Я винила себя в этом. Мне казалось, будто это я тебя не уберегла. Могла, но не сделала. Я часто представляла, как бы мы жили, если бы все сложилось иначе. Почему-то никогда не могла представить наш дом и наших детей, но отчетливо видела нас с тобой, и, знаешь, это лучше, чем все.
Сириус почувствовал, как внутри все в очередной раз за вечер рухнуло с грохотом и, кажется, вдребезги.
— А я жалел, что был таким глупцом, что не боролся и позволял себе быть законченным мудаком. Я ведь только и делал, что причинял тебе боль.
— Да. — В подтверждение Маккинон коротко и строго кивнула. — Но это ничего не значит. Больше нет. Послушай, — девушка настойчиво посмотрела в глаза собеседнику, — это было так давно. Это было в прошлой жизни и кажется, будто уже и не с нами. Мы оба пережили достаточно, но сейчас ты рядом, ты пришел ко мне, а я тебя дождалась, неужели этого мало?
Нет ничего приятнее, чем пройдя такой путь испытаний, пробираясь сквозь тернии к звездам, в усталости от прожитого положить голову на колени любимой женщины и чувствовать ее мягкие и ласковые пальцы, перебирающие волосы. В такие моменты кажется, что все в этой жизни не имеет смысла кроме нее, и страшит лишь одно: открыть глаза и увидеть плесень на стене узкой камеры Азкабана.