Дальнейший анализ ситуации выявил, что она лежала головой у него на коленях. Что ещё может быть одновременно твёрдым и мягким, а также тёплым? Гермиона ощутила невольный жар, пробежавшийся вдоль позвоночника. Каждое ленивое, но бережное движение пальцев в её волосах порождало миллион крохотных мурашек, которые заворачивали её существо в мягкий кокон из блаженства и неги. Всеми силами она хотела продлить эти мгновения. Возможно, ещё раз заснуть вот так: у него на коленях, в тепле и безопасности. И обязательно, чтобы он так же ласково дотрагивался до её волос, будто до величайшей для него драгоценности.
А ещё она отчаянно хотела бы проснуться иначе. Если быть предельно точной, её сознание совершенно деспотично захватила идея проснуться от его поцелуя. Податливое воображение тут же нарисовало ей картину того, как смотрится она сейчас со стороны. Вот его пальцы ласково гладят её волосы, пока вторая рука держит книгу. Серые глаза не торопясь бегают по строчкам, и в задумчивости он приподнимает бровь, явно прочитав что-то интересное. Но вот книга занимает его всё меньше, и всё чаще он бросает быстрый взгляд на Гермиону, которая спит на его коленях. В конце концов, он осторожно откладывает книгу, медленно склоняется над ней и…
От представшей перед ней фантазии Гермиона почувствовала непреодолимый комок в горле, явно мешающий ей дышать, и громко сглотнула.
Рука в её волосах тут же замерла, но спустя мгновение вновь пришла в движение, но Гермиона всё же успела заметить разницу — пальцы напряглись и стали ещё более осторожны.
— Тебе сегодня сопутствовала удача, Грейнджер, — тихо смолвил Драко Малфой.
Вспомнив весь свой ужасный день, она не ответила и даже не открыла глаз, лишь выразительно фыркнула.
— Правда-правда. Исключая случай в так называемом семейном гнезде Уизли, гордо именуемым домом, тебе невероятно повезло. Я бы даже сказал — нам невероятно повезло обоим.
Она вновь не ответила, стараясь насладиться остатками того волшебства, которое ещё недавно было между ними.
— Ты случайно перевела именно ту главу, которая описывает наше с тобой проклятье.
Всю сонливость словно рукой сняло. Гермиона резко распахнула глаза и села, развернувшись корпусом к Малфою. Он, как она и представляла, читал, но не книгу, а длинный пергамент, который Гермиона переводила накануне обморока.
— Почему ты меня не разбудил? — совершенно не беспокоясь о том, как выглядит, она потянулась через него за свитком, но Драко лишь поднял руку выше.
— Потому что помню, какое наслаждение находиться действительно во сне. — Гермиона не остановилась, а придвинулась ближе и вновь потянулась за пергаментом, твёрдо намереваясь его схватить. Малфой же вновь переместил руку так, чтобы она до неё не смогла дотянуться. — Грейнджер, что ты…
Она на мгновение замерла и внезапно поняла, в каком именно положении находится — чуть ли не лежит поперёк Малфоя, а их лица разделены буквально парой-тройкой жалких дюймов.
Резкая волна возбуждения чуть не стоила ей остатков здравомыслия, когда она заметила расширяющиеся зрачки Драко, практически скрывающие серую радужку, и стремительно тяжелеющее дыхание. Он опустил взгляд на её губы, медленно облизнул свои, и это движение подействовало на неё, как холодный душ. Она тут же отскочила от него на добрые пару метров. Малфой вздрогнул, будто сбрасывая оцепенение, и, глубоко вздохнув, медленно провёл руками по лицу. Её собственное возбуждение пропало, как только она очутилась вне его досягаемости. Казалось, что с Драко произошло то же самое.
Было ли это побочным действием проклятья или же её личным взбудораженным воображением — она не знала. И одним из способов это узнать, было прочесть, что же именно она перевела.
Она находилась на огромном ложе, укрытом покрывалом глубокого шоколадного цвета. На ощупь оно было как бархат, но скользил как шёлк. Такое вряд ли можно было встретить в реальности. Гермиона передвигалась на четвереньках осторожно, держа курс на выпавший из рук Малфоя пергамент, и даже не подозревала, какое внимание он ей уделяет из-под своих ладоней. Не подозревала она и о тех фантазиях, которые рождались у него в голове, когда он смотрел, как осторожно она ползёт к пергаменту, закусив губу от задумчивости.
Добравшись к пункту назначения, Гермиона села к изголовью кровати плечом к плечу с Драко и принялась за чтение.
Это была бы прекрасная история о братьях-близнецах, если бы один из них не походил на ангела, а другой — на дьявола во плоти. Второй близнец рос завистливым, угрюмым и замкнутым ребёнком, в то время как первый открытым, светлым и лучезарным. Вопреки всякой логике, второму близнецу была понятна лишь одна любовь — любовь к своему брату. Собственническая, жадная, завистливая она разъедала его изнутри, но первый близнец, казалось бы, не замечал этого. С открытым сердцем он уделял всё своё свободное время младшему брату, и тот, казалось, таял от его света. Но стоило первому близнецу увлечься чем-то другим, как в душе второго поднималась вязкая, тягучая тьма.
Прошли годы, и мальчики выросли в статных, видных юношей. Но если у одного был широкий круг общения, то у второго — отсутствие связей с внешним миром вообще. Всё больше и больше уделял он своё время мрачным экспериментам в подземельях поместья, всё глубже и глубже он уходил в таинства тёмной магии.
И однажды пришла пора им жениться и продолжить свой род. Первый выбрал себе в жены прекрасную волшебницу, в которую был влюблён долгие годы, а второй с презрением отвергал любые предложения. Он надеялся, что ради их дружбы и его брат откажется от женитьбы, но был разочарован — тот быстро сыграл свадьбу и уехал из отчего дома.
Шло время. Второй близнец простил своего брата, обвинив во всём его супругу, которая околдовала его. Он поклялся, что отомстит за его свободу. Меж тем, супруга первого близнеца носила в своей утробе первенца и, будучи суеверной, не принимала никаких гостей, даже родственников. Но судьба была к ней неблагосклонна — погибла она в родах вместе с ребёнком. В глубокой печали вернулся первый близнец в родные стены.
Его брат, возжелав всегда видеть его подле себя, задумал сотворить проклятье, что навсегда отвадит возможных жён.
Долгих пять лет потребовалось ему для воплощения своего гениального, но безобразного плана. Столько же потребовалось его брату, чтобы забыть свою первую жену и захотеть жениться вновь.
Проклятье, по задумке его создателя, в момент его наложения связывало жертву с человеком, вызывавшем в том наиболее отрицательные эмоции. Активируется оно в момент помолвки жертвы. Тело человека, с которым связало проклятье жертву, засыпает в анабиозе, в то время как его сознание подключается к сознанию жертвы. Связываемый с жертвой человек видит и слышит всё, что происходит с жертвой днём, а ночью встречается с ней в подобии сна. Его тело живёт за счёт магических сил жертвы, которые со временем могут и вовсе истончиться или исчезнуть. В момент брачной церемонии тело связываемого умирает в страшных муках, которые ощущает его сознание, будучи в сознании жертвы. Жертва так же испытывает боль, но в разы меньшую. Вся дальнейшая жизнь жертвы отравлена присутствием в её сознании сумасшедшего и озлобленного сознания недруга, которое, потеряв собственное тело, теперь может бороться за действия её тела, мыслей и поступков. Из-за невозможности нормального сна и отдыха жертва постепенно сходит с ума.
Созданное проклятье развязало второму близнецу руки, и со временем он изничтожил каждую девушку, которая пыталась забрать у него внимание брата. Похоронив пятую жену, которая совершила самоубийство, как и четыре её предшественницы, первый близнец принял обет безбрачия. До самой смерти жили два брата в огромном, пустом доме, забытые всеми.
Если бы у них не было двух старших братьев и одной младшей сестры, прервался бы славный чистокровный род Трэверсов.
— Аладибрим Селебри, — прошептала Гермиона формулу проклятья.
***
«И ни одного слова о том, как снять проклятье, — вновь подумал Драко, наблюдая краем глаза за Гермионой, которая дошла до конца пергамента. — А я уж было думал, что скоро конец. Но, видимо, нам всё-таки судьба посетить Малфой-мэнор для решения этой задачки».