— Ты ещё тогда сказала, что мне не с чем сравнить, и потому я так говорю.
Она ответила иначе, но в его интерпретации эта фраза звучала обидно. Она лишь сказала тогда, что… впрочем, смысл действительно был таким. Удивительно, что Рон тогда это воспринял с юмором.
— Помню, Рон, — ответила она мягко.
— Так вот. Я теперь точно могу сказать, что ты лучшая, — засыпая, пробурчал Рон, всё ещё прижимая её руку к себе.
— Ты пьян. — Гермиона покачала головой и аккуратно высвободила свою ладонь. Затушив в гостиной свет, она отправилась спать.
Погрузившись в сон, она уже привычно улыбнулась ожидающему её Драко, но неожиданно наткнулась на ледяной взгляд, который она уже успела позабыть. Буквально мгновение назад она представляла себе, как именно завяжется их разговор, какие темы они затронут. Возможно, Драко подскажет на какие книги не стоит обращать внимания, а каким наоборот — уделить побольше времени. Они могли бы обсудить её записи и варианты трактовок пары интересных дневников, но все её ожидания разбились о презрительную усмешку, которая не сходила с губ Малфоя.
— Никогда бы не подумал, Грейнджер, — протянул он лениво, растягивая слова, — что ты настолько «хорошая девочка», что так запросто можешь простить измену своего жениха?
========== XXII ==========
— Молодой хозяин хороший человек, — рассказывал Питти, разливая чай в тонкий фарфор. — Питти знать, что мисс недолюбливала хозяина в школе Чародейства и Волшебства Хогвартс. Она должна понимать, что все дети жестоки.
Гермиона тогда не нашлась, что ответить. С одной стороны, ей казалось, что «хороший домовик», которым являлся Питти, должен искренне любить своего хозяина, чтобы быть ему по-настоящему верным, а с другой — она должна была признать, что после всех этих ночей в совместных разговорах образ надменного, язвительного подростка почти выветрился из её памяти.
Но сегодня явно что-то пошло не так. Драко Малфой будто полыхал гневом изнутри, а презрительная усмешка делала его похожим на своего отца. Гермиона ещё раз вспомнила, что же он ей сказал: измену? О чём это он?
— И тебе доброй ночи, Малфой, — не обращая внимания на потерявшего дар речи Малфоя, она поднялась из кресла, подошла и села к столу, углубляясь в чтение.
Но тишина длилась недолго. Драко мягко вскочил и подошёл к ней сзади.
— Грейнджер, — вкрадчиво сказал он, и от его тона по спине Гермионы пробежал холодок, — неужели твой хвалёный мозг так и не смог обработать информацию, в которую тебя посвятил твой женишок? Или, — он неприятно хохотнул, — мозг у тебя автоматически при виде Уизли отключается, чтобы быть с ним на равных?
— Сколько уже можно шутить на эту тему, — пробурчала Гермиона из-за вороха бумаг. — Не знаю, какая тебя муха сегодня укусила, но я в этом точно не виновата.
Малфой за её спиной застыл и на несколько минут замолчал.
— Значит, ты так и не поняла, что он вернулся домой из объятий другой девицы? — холодно поинтересовался он.
— Я совершенно не могу понять две вещи, — ответила Гермиона и развернулась на стуле к нему. — Что за бред ты несёшь и какое тебе до этого есть дело?
Драко замолчал, напряжённо вглядываясь в её лицо, пока Гермиона ждала ответа. Она непроизвольно закусила губу и с удивлением обнаружила, что взгляд Малфоя на несколько мгновений сместился к её губам.
— Ты не поняла, — медленно протянул он и склонился над ней, упираясь ладонями в стол по обе стороны позади неё. Пульс Гермионы мгновенно подскочил, волна томительного жара накрыла её с головой и ей пришлось отклониться назад к столу, чтобы иметь возможность смотреть ему в лицо. Она с совершенно необъяснимым удовольствием наблюдала, как зрачки Драко Малфоя расширяются, а дыхание непроизвольно становится тяжелее. — Он сказал тебе, — его голос стал чуть более хриплым, — что теперь ему есть, с кем сравнить твой… — Драко запнулся, закрыл глаза и облизал губы. Невольно Гермиона повторила его жест и заметила, как в его глазах вспыхнул огонь. — Тебя.
***
Определённо, ему было сложно говорить. Он уже и не помнил, когда в последний раз ему с таким нежеланием подчинялся язык. И мозг. Соображать, что именно нужно сказать, в непосредственной от неё близости, было невероятно трудно. Все его мысли разбегались и скандировали совершенно не те вопросы и слова, которые мог бы повторить его язык вслух.
Ему хотелось встряхнуть её и накричать. За то, что так спокойно отреагировала на более чем понятное признание в измене. Пусть и по пьяни. Она не должна была так ласково о нём заботиться после этого! Как она могла! Злость и досада смешивались в ядовитый коктейль с возбуждением от близости её тела.
Встряхнуть, её, определённо, следовало встряхнуть. И поцеловать. Или вначале поцеловать, а потом встряхнуть. Чтобы никакой пьяный Уизли больше не смел даже подойти к ней. Или она к нему? Мысли сталкивались друг с другом, сплетаясь в запутанный клубок. Малфой не замечал того, что уже некоторое время едва дышит и смотрит, смотрит, смотрит в её глаза, в которых не может не прочесть надежду, что этот поцелуй всё-таки произойдёт.
Воздух вокруг мерцал от скопившегося напряжения. Малфой ощущал и намеренно смаковал её растущее возбуждение и нетерпение. Насколько было бы легче, если бы она поцеловала его первой. Все вопросы были бы тут же решены, все сомнения отброшены и ему не пришлось бы решать и брать на себя ответственность.
«Трус, — прошелестел в его голове голос. — Ты просто трусишь. Поцеловать. Девчонку. Трусишь». Этого горького осознания Драко вытерпеть уже не смог. Одним стремительным рывком он сократил расстояние меж ними и впился в её губы злым поцелуем.
Не о таком первом поцелуе с ней он мечтал, не о таком. Но в голове всё не утихали обидные слова Уизли, который признался в измене, и её непроходимая глупость, и всепрощение, и непонимание… Неужели он, Драко, не был достоин хотя бы её поцелуя? Неужели он был ничем не лучше Уизли? Её мягкие губы сводили его с ума и совсем не добавляло самообладания то, что он ощущал её чувства от этого поцелуя. И это было вовсе не презрение.
Ему показался вечностью тот миг, который пролетел перед тем, как она робко ответила на поцелуй. Едва заметно провела кончиком языка вдоль его сомкнутых губ и слегка приоткрыла свои. Драко едва удержался от откровенного стона — то, как нежно Гермиона отвечала на его грубый поцелуй в неудобной позе, совершенно обезоруживало, смывало всё напряжение, злость и досаду. На себя, на неё, на Уизли и это грёбаное проклятье, которое сводило их обоих с ума.
Он уже не пытался доказать ей свою правоту. Ладонь сама легла на щёку Гермионы и легко скользнула в те самые невероятные локоны, которые так долго сводили его с ума от невозможности их потрогать. Меж ними словно прошёл разряд электрического тока, и она застонала вслух. Мириады мурашек побежали по спине Малфоя от этого чувственного, низкого звука, от ощущения тепла её тела, от мягких, податливых губ, что теперь отвечали со всё более нарастающей страстью. Она хотела его. Хотела его. Хотела. Его. У него буквально сносило крышу от этого осознания, от иступляющего чувства взаимности, от запретности всего происходящего и особой его сладости.
Решившись, он потянул её наверх, в свои объятья, намереваясь спуститься поцелуями по линии её челюсти ниже, усыпать поцелуями её чувствительную шею, ощущая, как её сердце бьётся всё быстрее и быстрее. Прочувствовать, как растёт её нетерпеливость, подводя их к границе безумия. Туда, где одежда станет лишней, туда, где останутся только прикосновения, поцелуи и рваное дыхание. И стоны. Не важно, что будет потом, не стоит думать о последствиях. Не сейчас. Не теперь. Не когда её язык скользит по его нёбу или когда она нежно прикусывает его нижнюю губу. Буквально впервые в своей жизни он не хотел просчитывать ходы и задумываться о будущем.
Но волшебство исчезло, как только он осознал, что она не торопится подняться и уже несколько мгновений не отвечает на его ласки. Увлечённый исследованием её рта и своими фантазиями, Драко не заметил охлаждения возбуждения Гермионы. С трудом оторвавшись от её манящих, божественно прекрасных губ, Малфой взглянул в широко распахнутые глаза Гермионы и, к своему великому облегчению, не увидел в них страха или отторжения. Она смотрела будто сквозь него, медленно выравнивая дыхание. Драко нехотя выпутал ладонь из её волос и отошёл к камину, тщетно пытаясь унять собственное возбуждение, уже никак не связанное с Гермиониными ощущениями.