— Что, простите?
— Вы адвокат Хоббса, так ведь?
Когда тебя ни с того ни с сего окликают посреди Бруклинского моста — это неожиданно. Когда тебя окликают прицельно — это неспроста. Убийство упоминалось в газетах всего раз или два, и то лишь поначалу — не хватало звездной составляющей, — поэтому Тим и предположить не мог, что кто-то посторонний узнает адвокатов в лицо.
— Мы знакомы?
— О, вряд ли.
Прохожий был примерно одного с Тимом роста, под слоями зимней одежды угадывалась худощавая фигура. На поднятый воротник верблюжьего пальто ложился мягкими складками черный кашемировый шарф, закрывающий шею, а макушку грела огромная соболья шапка. Мех колыхался под ветром, словно поле черной пшеницы. У прохожего было вытянутое бледное лицо — слишком бескровное для усов, не порозовевшее даже на холоде, с ямочкой на выступающем круглом подбородке — и длинный хрящеватый нос с заметной, похожей на костяшку пальца, горбинкой.
— Откуда вы меня знаете?
— Шел за вами из центра города, — ответил незнакомец. — Вы ведь там работаете?
— Это не ответ. Вы шли за мной из самого центра до Бруклинского моста?
— А что? Погода располагает к прогулкам.
— Вовсе нет. Температура минусовая. Так зачем вы за мной шли?
Незнакомец не отставал ни на шаг, прижимаясь чуть не вплотную.
— Жуткое убийство, — протянул он. — Раскромсать собственную жену на лоскуты… Произведение искусства, почти шедевр в каком-то смысле, — но ведь отвратительный. Как вы можете защищать такого отморозка?
— Вы кто? Я вызову полицию!
— Вы видели фотографии с места преступления? Порезы весьма обдуманные. Он не просто колол куда попало — по крайней мере, после первой пары ударов. Маньяк он, ваш подзащитный!
— Я вызову полицию.
Однако доставать телефон Тим не спешил — из опасений, что незнакомец выбьет трубку из рук. Он не хотел терять новый «блэкберри» сразу вслед за прежним, тем более что нужно будет позвонить Джейн, когда прогулка закончится.
— И почему вдруг Стейтен-Айленд? — не унимался приставала. — Зачем сбрасывать тело на заброшенной стейтен-айлендской свалке?
— Кто вы такой?
— Ваш клиент живет в Рае. Зачем тащиться в такую даль, на Стейтен-Айленд?
— Откуда вам все это известно?
— Хотите знать, что мне на самом деле известно?
Незнакомец резко остановился. Тим вынужденно шагал дальше, и через пару секунд незнакомец уже прилично отстал. Обернувшись, он увидел удивление на лице приставалы.
— Вам разве неинтересно?
— Выкладывайте! — проревел Тим.
— Ваш подзащитный невиновен, мистер Фарнсуорт! — заорал незнакомец, перекрикивая вой ветра. — Хоббс — невиновен!
Он вытащил из-под пальто запаивающийся пластиковый пакет. Внутри виднелся мясницкий нож. Покачав пакетом в воздухе туда-сюда, незнакомец развернулся и пошел прочь.
Кладбище покоилось под белым саваном, на который, словно облако праха, опускались сумерки. Черный «Мерседес» пробирался по лабиринту извилистых улочек.
Джейн, ехавшая следом, остановилась у обочины и, увязая в снегу, поспешила к надгробиям.
Тим лежал на расчищенной гранитной плите. От прикосновения Джейн он вздрогнул всем телом, словно она выдернула его из параллельного мира. Глаза в прорезях лыжной маски лихорадочно заметались. Сон под открытым небом опять вынудил его сдаться на милость неизвестности. Чувствовалось приближение какой-то жесткой расплаты.
— Я встретил человека на мосту…
— Что за человек?
— Он знал меня.
Донесся звук захлопывающейся автомобильной дверцы. Хрустя коркой наста, к ним неторопливо шел мужчина в длинном темно-сером пальто. Даже издалека Тим различил знакомые, словно с портрета Пикассо, черты — рубленый нос, пухлые губы, разного размера глаза.
— А он что здесь делает?
Джейн тоже обернулась на скрип снега.
— Это я ему позвонила.
— Я же говорил, никаких врачей!
— Говорил.
— Он мне не поможет, Джейн.
— Откуда ты знаешь?
— От них от всех никакого толка.
— Добрый вечер, Тим, — приветствовал его доктор Багдасарян.
Они сидели в прогретом салоне «Мерседеса», снаружи проступали из сумрака расплывчатые пятна галогеновых фонарей. Из всех своих врачей к Багдасаряну Тим испытывал наименьшую неприязнь. За прошедшие годы ему досталось немало косых взглядов, и только один Багдасарян косился из-за природных особенностей, а не из-за сомнений в душевном здоровье Тима или серьезности его заболевания. При первом же взгляде на Багдасаряна возникала мысль, что Господь лишил его мало-мальской привлекательности и тщеславия умышленно, вынуждая целиком посвятить себя разгадкам тайн человеческих недугов. При этом доктор подкупал своей интеллигентностью, красноречием, певучим голосом и общим обликом эрудита и энциклопедиста.