— Значит, поэтому ты мне поручаешь предателя словить? Потому что эти… умы во мне Жива пробуждает?
— И потому тоже, но везение твоё и тут тебя нашло. Никого доселе так спасти не удавалось, ты первый, а может, и единственный.
— А сюда зачем пришли?
— Чтобы лучше понял, что с тобой содеялось, а то подумаешь, что старик с тобой шутки шутит.
Ждан только вздохнул горестно. Мысли путались, как будто у него не то что дюжины, а не было ума вовсе. К тому же он чувствовал, что здорово притомился от всех этих разговоров и открытий.
— Ты, пожалуй, устал уже, — словно прочитав его мысли, произнёс волхв. — Всё, что сказать хотел, я тебе сказал, остальное только лишним будет. Пойдём.
Они покинули сокровищницу и пока шли по тёмным коридорам, Ждан поймал себя на том, что пытается почувствовать волшебные камни, что теперь живут в его теле. В какой-то момент даже показалось, что почувствовал, как бьётся натянутая вдоль тела тонкая жилка с нанизанными на неё бусинами душ, но потом он стукнулся головой об очередную низкую арку и думать забыл о волшбе и чудесах.
Они снова вышли в обитаемые высокие коридоры, где сновали послушники и волхвы-целители, и дошли до кельи Ждана.
— Запомни, не болтай никому, гляди, думай и жди человека от меня, — предупредил волхв, перед расставанием.
— Понял, отче, — только и ответил Ждан.
[1] Заложными покойниками – они же «нечистые», «мертвяки» - на Руси называли несчастных, умерших неестественной или преждевременной смертью. К ним причисляли погибших насильственной смертью, самоубийц, опойцев (умерших от пьянства), утопленников, некрещёных детей, колдунов и ведьм.
Глава 4
До Хорони он добрался к исходу первой седмицы. Конечно же, коня ему никто не дал, не того полёта птица, чтобы верхом разъезжать, да ещё не на обычной лошади, а на коне батырской породы. А как же иначе? Никакая другая лошадка не выдержит чудь, уж больно тяжелы такие всадники. А батырскую породу волхвы специально для отроков растят и глядя на могучих коней даже и не подумаешь, что получены они от низкорослых, косматых лошадёнок степняков. Тут поневоле призадумаешься, что без чародейства не обошлось. Но Ждану, пока нечего о таком коне и мечтать, так что большую часть пути он прошагал, то в одиночку, то с обозами. Тяжеловато пришлось, конечно, после болезни, ночами и рубцы ныли, и ноги гудели, отвыкнув от тяжкой работы, но выдержал.
Все дни путешествия он, как и советовал Твёрд пытался прислушиваться к себе, ощутить, как бьётся Жива, как дрожат от переполнявшей их силы живоцветы. Ничего не получалось. То есть иногда ему казалось, что он чувствует, что-то, будто чей-то тихий-тихий голос шепчет. Вот только, что шепчет не разобрать, как ни старайся. Но хотя неудачи его и расстраивали, он не сдавался, помня слова волхва о том, что богатырём становится тот, кто со своей силой может управиться.
Когда на пятый день пути показались серые стены крепости, Ждан почувствовал, будто вернулся домой, да оно так и было, как жил в северных землях он толком и не помнил, всё детство его и отрочество прошли здесь в тяжких тренировках, в опасных походах, в соперничестве с товарищами и битвах с врагами Великосветья. Здесь, среди диких гор, шла привычная ему опасная жизнь порубежника, так непохожая на текучую, будто мёд, бытность жителей предгорий или равнин светлых земель.
Стража на воротах его признала и сразу велели идти к Князю-воеводе Светану, а после к хранителю Явору.
Воевода отрока встретил радушно, похвалил за мужество, за то, что товарищей не бросил и сам голову на плечах сохранил, посадил за стол с собой, с женой и с дочерью, на которую Ждан таращился, будто сова на куропатку, хоть и пытался глаза отводить.
Ох и хороша княжна!
Уста алые, ланиты румяные на одной родинка крохотная, но лица не портит, только краше делает, очи будто каменья-яхонты, шея лебединая, косы жемчугом убраны. Не девица — сон дивный. Глянешь раз, голова кругом идёт, будто чару вина хватил. А держится гордо, с таким достоинством, будто не в крепости они сидят, а на пиру государевом.
На Ждана она, конечно, внимания не обратила. Не того он полёта птица, чтобы княжну интересовать. Зато княгиня на него очами сверкала, будто волчица, хоть ни слова не сказала, сразу понятно становится, где его место.
Князь-воевода, глядя на всё это, только посмеивался да подбадривал гостя, чтобы не стеснялся, а ел-пил сколько же пожелает. И лишь когда княгиня с княжной, поклонившись, удалились, хитро прищурился и спросил:
— Ты, Ждан, сколько в отроках ходишь?