— Четыре года скоро будет, княже.
— Не надоело? Не тяготит ратное дело?
— А чего же тяготиться? — удивился Ждан. — Не землю же пахать?
— Землю пахать, да сеять, да хлеб растить — самая почётная доля, — покачал головой воевода. — Кто земли руками касается, тот с богами напрямую речь ведёт.
— Твоя правда, княже, — согласился Ждан, — да только мне больше по сердцу эту землю от ворога хранить.
— Правильные слова говоришь, — степенно кивнул воевода. — Значит, не ошибся я в тебе. Думали мы, гадали, пока тебя волхвы пользовали, да и решили дать тебе десяток отроков. Что скажешь?
Наверное, если бы воевода с размаху съездил Ждану поленом по лбу, эффект был бы меньшим.
— А как же мой десяток? — спросил он?
— Хватит вам всем в отроках ходить, — покачал головой Светан. — Где это видано, чтобы отроки мертвяков-стервей голыми руками давили?
Ждан хотел сказать, что не было такого, но прикусил язык. Значит, теперь они уже не отроки, а полноправные воины порубежники.
— Так, что, Ждан? Примешь десяток или мне кого получше поискать?
— Приму, батюшка. Только… вопрос у меня.
— Так спрашивай.
— Мой прежний десятник, Злобыня, дошёл до Вежи?
Князь помрачнел и только отрицательно мотнул головой.
— А тело?
— И тела не нашли. Пропал Злобыня.
— За ним волкодлаки пустились…
— Знаю. Всё знаю. Прими боги его душу. Славный был муж и пал славно.
Они замолчали, и Ждан совсем уж невпопад подумал, что Светан тоже может оказаться предателем, ведь ему известны всё, что творится и в крепости, и за её пределами — пути, тайники и время, когда десятки уходят в дозор. От таких мыслей стало стыдно.
— Да, чуть было не забыл, — прервал молчание воевода и выложил на стол звякнувший кошель. — Зброю [1]свою забери в оружейной, да починить снеси. И не тяни с этим. А завтра начнёшь обучать десяток. Ступай.
Ждан поклонился, вышел из княжеских покоев и двинулся к оружейной, которая устроилась возле стены окольного города. Попетлял по проулкам, вышел к приземистому дому, с узкими окошками-бойницами и дверью такой низкой, что чуть ли не в три погибели пришлось согнуться, чтобы протиснуться.
— Куда тебя нелёгкая несёт?! — сердито рявкнул растрёпанный дядька, с кудлатой бородой и ветвистым шрамом, уродовавшим всю левую щёку и губы. Один глаз у дядьки заплыл бельмом, а на правой руке не хватало двух пальцев.
— Поздорову, Горислав Яромирович, — пропыхтел Ждан. — От воеводы к тебе за зброей своей.
— А, это ты, значит, — чуть смягчился дядька. — А я думал, опять мелюзгу вашу в крепость нагнали. Лезут сюда. Дай им оружие посмотреть, да броню померить. Нашли тоже лавку платяную, тьфу!
— Часто лезут?
— Да, почитай, каждый день, — никакой мочи нет. — Вымахали, каждый размером с избу, а ума, меньше чем у курицы. Ты подожди, я сейчас вынесу твоё.
Сильно хромая, дядька скрылся за дубовой дверью. Спустя мгновение что-то в недрах оружейной заскрежетало, зазвякало, потом упало что-то металлическое и, наверное, тяжёлое, потому что сразу после этого Горислав Яромирович начал ругаться совсем уж страшно. Но когда он появился в дверях с объёмным холщовым мешком в руках, от раздражения не осталось и следа.
— Проверь всё, — велел он тоном, не терпящим возражений.
Ждан послушно развязал горловину мешка, вытащил на свет кольчугу… Точнее то, что от неё осталось — дыры, скреплённые редкими кольцами. Меч оказался иззубрен о каменные мышцы упыря, шлем смят, там, куда пришёлся удар, металл лопнул. Более или менее годились в дело только кинжал да латные рукавицы, благополучно пережившие встречу и с клыками упыря, и с пастью волкодлака.
— Тяжко пришлось? — сочувственно спросил дядька Горислав.
— Четверых потеряли, — ответил Ждан. — Сами еле выбрались.
— Ясно, — кивнул хромой. — Ты кольчужку-то броннику всё-таки снеси. Починить её может и не починит, а сменять хоть на куяк[2], хоть на тегиляй [3]вдруг получится. Шелом тоже заклепают. А меч я посмотрел уже, выправить можно без всякого труда.
— Благодарю, дядька Горислав, — пропыхтел Ждан, взваливая мешок на спину и протискиваясь в дверь.
— Себя береги, — махнул в ответ рукой старый воин.
Оказавшись на улице, Ждан, наконец, с наслаждением распрямился и зашагал в сторону окольного города [4].
Детинец [5]в Хорони сделан на славу — перевал перекрывает каменная стена в три боевых яруса, да не просто из валунов сложенная, а с кладкой в два слоя, между которыми щебень засыпан да пролит раствором извести. Такую стену хоть чарами бей, хоть орудиями, всё одно не пробьёшь. Да ещё попробуй орудия подтащить к перевалу, по склону чуть не на каждом шагу засеки да валы, да на сам перевал смотрят шесть круглых бастей[6], посади там стрелков или чародеев, не то что враг, мышь не проскочит. А чтобы враги не пробрались по склонам гор, стёсан на них камень до гладких стен, не руками человеческими стёсан, волшбой.