Сказав это, он развернулся и пошёл прочь из зала совета чародеев. Твёрд, не проронивший за всё время ни слова, двинулся за ним следом. Больше не пошёл никто…
Явор знал эту историю потому, что в тот день стоял там с пылающим синим огнём посохом и больше всего боялся того, что прольётся кровь, не чёрная поганая жижа, что бьётся в жилах нечисти, а красная человечья.
Знал он так же, что Ворон и Твёрд ушли на север почти сразу после совета, забрав с собой два десятка бойцов, а вернулся Твёрд лишь с пятью человеками, и старика-волхва среди них не было.
— И что же нам делать с этими… детьми? — скрывая раздражение, поинтересовался Явор.
— А что делают с детьми? — пожал плечами Твёрд. — Воспитывать, закалять для будущих битв.
— И девок?
— И девок, — подтвердил волхв. — Ни в чём они не должны уступать молодцам.
— Что же это делается? — проворчал воин.
— Ничего нового, поленицы издревле стояли в строю, наравне с мужами.
— Поленицы…
— Не ворчи, — отмахнулся Твёрд. — Расскажи лучше, что творилось эти три года на светлой земле? Или ты носа не казал из Хорони?
— А ты не знаешь? — поморщился Явор. — Я думал, у тебя везде глаза да уши.
— Потому и оставил тебя за крепостью смотреть, что не нужен за тобой пригляд, — парировал волхв. — Рассказывай.
— Светлая земля, говоришь, — задумчиво протянул воин. — А светлая ли она уже? Князьям государь уже не указ, волхвы ради золота да власти простых людей обижают, а те, кто не обижает, похоже, умом тронулись — копаются в могилах, творят запретную волшбу, с нечистью такие мерзости деют, что в пору им в Гнилые горы переселяться…
— Всё-таки раскопали древние курганы? — догадался волхв.
— Все до единого. И никаких камней не нашли. Знаешь, что порешили?
— Что же порешили?
— Что врал Ворон, а ты ему потакал во лжи. Государю все уши о вас прожужжали, шипят будто змеюки подколодные… Много у тебя теперь врагов, и в Богораде, и во всех светлых землях.
— Змеи, говоришь? Ну, пусть шипят. Человечий голос всяко громче змеиного. Ты спросить что-то ещё хотел?
Волхв-воитель помялся и будто через силу произнёс:
— Что стало с Вороном?
Твёрд ждал этого вопроса, но остаться бесстрастным не вышло. Лицо старого волхва будто отяжелело и налилось тенью.
— Не вернётся Ворон, — произнёс он наконец.
— Его хоть сожгли?
— Не рви мне душу, Явор, не надо… Одно могу тебе сказать, мне ни за него, ни за себя, ни за тех, кто с ним остался, перед богами не стыдно.
Ответ, похоже, успокоил нынешнего хранителя Хорони.
— Хоть говоришь, что врагов в Богораде у меня много, а к государю ехать нужно, — проговорил Твёрд. — Я постараюсь обернуться быстрее, но всё же прошу тебя проследить за… нашими воспитанниками… Как друга прошу.
— Прослежу, — без всякой радости пообещал Явор. — А скажи мне, как же удалось тебе отбить у чуди целых два десятка щенков?
— Обещанием, — коротко ответил волхв и, видя непонимание, пояснил: — Они там, на севере слишком часто умирают, от всего: от холода, голода, набегов ледяной нечисти. Они отдали нам своих детей, и будут давать ещё пятьдесят лет по два десятка в год, но каждые десять лет, мы будет отпускать домой десяток воинов, чтобы они могли биться и за свою землю, а не только за нашу.
— И ты сдержишь обещание.
— Сдержу, если только проживу ещё эти десять годов.
Волхв кивнул старому товарищу и двинулся прочь с площадки.
***
Спустя двенадцать лет
Из крепости они выдвинулись два дня назад, полный десяток отроков и десятник Злобыня. Обычное дело — обойти окрестности, до которых уже не дотягивается свет, и, если обнаружится враг, отступить обратно и предупредить остальную дружину.
Не один раз уже ходили, но на этот раз всё пошло наперекосяк.
На большой отряд упырей они вышли совсем неожиданно, да ещё и ближе к закату. Честно сказать, не ожидали, что отродья будут вести себя так нагло вдали от родных Гнилых гор. Те стали лагерем всего в двух переходах от Хорони, да ещё так хорошо замаскировались, что и запах их мерзкий удалось учуять, только подойдя чуть ли не в плотную. От упырей всегда несёт дохлятиной, потому как мертвечину жрать они любят, а помыться для них то же самое, что самому себе кол в сердце вогнать.