– Нет смысла теперь искать виноватых, Боря. Да, мы ошиблись. Товарищ тоже пострадал.
С намеком сказал. Явно тут на Макара зуб точили.
Но Алекс, как обычно, не ошибался. Сказал – ума у них не хватит. Как увидят калеку – так еще и пожалеют.
Но, конечно, новый смысл в увечье Макара он нашел уже позже. Сделал же это ради наказания. И, может, из удовольствия.
– А в другой раз, щенок, сниму с тебя шкуру и повешу в центре двора.
Ну, тут уж никаких сомнений. Крепко повезло, что этот вот раз не настал прямо сейчас. С другой стороны, радоваться сильно не стоит. Угадать, когда и какое продолжение последует, нельзя.
Было невероятно больно. Макар даже не догадывался, что можно почувствовать нечто подобное.
Но оказалось, что можно. Пришел в себя и продолжил жить.
Однако, признаться, после наказания хуже стало только телу. Ну, ему и не привыкать, хотя до такого прежде и не доходило. Зато душе, наоборот, полегчало.
– И что теперь делать-то братцы? – простонал Макар.
Алекс приказал узнать все об их планах. Сокрушаться да скулить подольше и погромче.
Он задумал сделать с Танькой что-то особенное, но, конечно, Макару не доложил. А сам он не догадался, да и не старался мозги напрягать. И потолковее-то люди нередко в задумках Алекса вязли, что мухи в паутине.
– Ничего! Радоваться, что мы живы, да молиться, чтобы так и осталось! – пылко воскликнул волосатик. Забыл, видать, что атеист. Бывает.
Вот даже у Макара – а уж он-то совсем ни во что больше не верил – нет-нет, да и слетали такие же слова с языка.
– Да, брат. Сколько товарищей погибло, – цокнул булочник. – Одно хорошо, что не напрасно. Все же за правое дело.
– А сами мы живы потому, что тут отсиделись.
– Боря, хватит. Наша смерть ничему бы не помогла.
– А как же новые люди? Собрания? – встрял Макар.
– О чем ты говоришь, брат? Жандармы весь город перевернули, в каждый дом, поди, наведались. Тут, в пекарне дважды были… Чудом пронесло! Это хорошо еще, что в цирюльню не заглянули. Но и нам, увы, там теперь никак нельзя появиться.
Надо запомнить. А что уж с этим делать – пусть Алекс сам разбирается.
– Пока у нас перерыв, – резюмировал булочник. – Если ты, конечно, не готов…
– Не готов, – Макар резко поднял вверх окровавленные обмотки – и непроизвольно вскрикнул. Острая боль прорезала руку – а с ней и голову, и каждый участок тела.
Ему повезло. Надо только вспоминать об этом почаще. Думать о том, что Алекс мог пытать его – а потом убить. Мог отрезать ухо или нос – и на словах собирался. Передумал: сказал, от дерьмовой болячки тот сам отвалится… А так-то у Макара есть еще правая рука.
А про болезнь ту, поди, самое время лекарке рассказать. Проклятых шалав, которые заразили, она врачевала. Может, и ему чем поможет.
– Что, болит? – участливо спросил булочник.
Макар выматерился и зажмурился, дожидаясь, когда боль ослабнет. Наконец, полегчало.
– Жаль, что всему конец, – выдавил он сквозь зубы.
– Конец, – подтвердил волосатик.
– Ничего такого, – зло зыркнул булочник. – Мы еще соберемся с силами и продолжим.
– А голова? – что есть мочи изобразил надежду Макар.
– И до головы доберемся. Не тревожься. Зиму только переждем, а там, вот увидишь, мы еще повоюем.
Макар кивнул. Вытер со лба крупные капли пота. Рука дрожала.
Если рассказ устроит Алекса, может быть, он все же позволит не прислуживать в доме сегодня ночью? Даст хоть немного прийти в себя?
Но нет, с чего бы? Он и так проявил невиданное для него милосердие. Так что уж как-нибудь, а придется терпеть. Надо просто утешиться тем, что спать страшновато. Стоило закрыть глаза, как Дашка являлась.
Макар нахлобучил шапку – совсем холодный день на дворе. Коряво застегнул, промахнувшись петлей, пуговицы тулупа.
– Пойду я…
– Я тебе булок дам. Пустых. И будь осторожен – и сам не высовывайся, и нас не подставь.
– Да знаю…
Булочник встал, намереваясь идти в пекарню.
– А как там Татьяна Васильевна? – все-таки вспомнил чертов волосатик.