Подумать только – а ведь Ирина впервые за шесть лет забыла о годовщине. Даже ей стало не до ностальгии по обмену кольцами с именной гравировкой.
После церемонии молодых ждал светлый особняк, подаренный рассерженным заводовладельцем.
Но до сих пор Бирюлев не догадывался, что официально подарок принадлежал тестю.
Узнал из той самой проклятой купчей, которую нашел лишь чудом.
Ирина, довольная, что Бирюлев в субботу остался дома, отменила визиты и сопровождала мужа на каждом шагу. Говорливая тень! Пришлось улучать минуты, когда она принимала ванну, делала прическу или встречала гостью, чтобы обшарить ее ящики да шкатулки.
В них хранились десятки открыток и пустых писем едва ли не от всех представителей местного света. «Имею удовольствие выразить свое почтение», «Примите мои сердечные пожелания» ... Было немало записок и от родни – невесток, тетушек, братьев – и самого Свиридова, увенчанных твердым «Я» либо «Твой отец».
Но официальных бумаг – никаких.
С другой стороны, с чего им тут быть? Они наверняка надежно хранились у «любимого папочки», пока Бирюлев из последних сил выдавал желаемое за возможное. Однако отчаяние не позволяло прекращать поиски. Если Алекс не получит деньги, то редактор снова подведет Легкого... И тогда синяк покажется приятной мелочью. Если к тому моменту Бирюлев еще сможет что-то оценивать. Мертвые-то на такое не способны.
Свежий, явно нечитанный, Ветхий завет укрылся в нижнем ящике прикроватной тумбочки. Редактор уже не в первый раз туда заглядывал, но отчего-то вдруг решил вытащить содержимое.
Из книги торчали край старого векселя – 1905 год, Ирина еще не была замужем – и неподписанный конверт. В нем и оказалась чертова купчая. Но, стоило ее развернуть, как радость немедленно сменилась очередным приступом отчаяния.
Одно дело – вписать в новый документ подпись собственной жены, и совсем другое – подделать росчерк заводовладельца, с которым считался весь город. Но выбора не оставалось.
Заслышав спешные шаги Ирины, Бирюлев едва успел спрятать конверт в карман и пинком закрыть нижний ящик.
Видимо, она хотела забрать что-то из своей спальни – и никак не ожидала обнаружить в ней мужа.
– Я искал лауданум, Ириша. Голова, – объяснил Бирюлев, не дожидаясь вопроса.
– Да, выглядишь больным, – сочувственно выпятив губы, она вытащила из шкатулки пузырек и протянула редактору. – А к нам Марья Степановна с дочерьми… Не выйдешь?
Бирюлев с удовольствием помотал головой.
Дождавшись, когда голос Ирины послышится уже из гостиной, редактор украдкой, чтобы не попасться на глаза ее гостям, прошмыгнул вниз и заперся в кабинете.
Разложив на столе бумаги, он приступил к перерисовыванию, как наиприлежнейший ученик.
С первого раза похожая подпись вряд ли бы получилась, так что Бирюлев подготовил заранее по десять экземпляров купчих и доверенностей. Но, как оказалось, перестраховался напрасно. Уже четвертая копия выглядела весьма убедительно, а шестая вышла и вовсе неотличимой от твердого, лаконичного росчерка тестя.
Сделано! Старательно промокнув листы, Бирюлев потряс ими в воздухе, чтобы как следует просушить.
Теперь у него имелись подлинные документы на дом, свежая доверенность с прошлогодней для надежности датой, и купчая, в которой не хватало только имени и адреса покупателя... Готового прямо сейчас, не особо осматривая особняк и не раздумывая, выложить тридцать тысяч – и притом наличными! – и оформить сделку максимум в понедельник. Увы, но Бирюлев, не держа язык за зубами, снова загнал себя в клетку. И кто только дернул озвучить недельный срок?
Найти такого покупателя под силу, разве что, Легкому. Уж он-то, без сомнения, решил бы щекотливый вопрос не более, чем за час. У него много щедрых купцов на примете. А если и не щедрых, то обязанных. А что делать без его помощи?..
Не расспрашивать же гостей Ирины – «не волнует ли вас, часом, вопрос жилья?» – да еще и прямо на ее глазах.
Проведя очередную бессонную ночь в объятиях страха, Бирюлев не придумал ничего лучше, кроме как объехать гостиницы и предложить портье за пару монет озвучивать гостям предложение о продаже особняка.