Покашляв, бывший сыщик вошел. Разговор утих, глаза опустились.
Червинский сел за свой стол, тут же освобожденный чиновником.
Нужно просто пережить пару часов, чтобы не вызвать подозрения.
– Примите соболезнования, Николай Петрович… Это чудовищно, – шепнул говорливый.
– Спасибо.
Знали ли они, на кого работают? А если вдруг знали – беспокоило ли их это хоть в самой мизерной мере?
Через полчаса Червинский сообщил, что хочет покурить на улице. Как и рассчитывал, компанию составить не вызвались – черная скорбь заражает собой все вокруг. Кому охота ей поддаваться?
Днем второй этаж не запирали – Червинский уже давно случайно выяснил.
Он прошмыгнул вверх по лестнице, надеясь остаться незамеченным. Если же его застанут, то объяснит, что ему нездоровится и он ищет домашнюю прислугу – попросить лекарство.
Вся семья головы наверняка дома. Дурная затея: сразу ясно, что из нее ничего не выйдет.
Но пока на втором этаже безлюдно. Червинский огляделся. Одинцов жил не слишком богато – обстановка не дороже, чем в конторе. Мебель простая. Зеленый ковер на полу местами протерся.
Этаж совсем не жилой, неуютный. Он рассчитывал попасть в гостиную – но тут имелся только узкий коридор. Двери по его бокам – совершенно одинаковые с виду – закрыты. И какая из них нужна Червинскому?..
Удача, однако, пока покровительствовала. Напротив лестницы, в небольшом закутке прислуги, висели – прямо на крючках в стене, как в гостинице – несколько связок ключей. Запасные? Приходилось надеяться, что да. По крайней мере, Ольга вешала, чтобы не потерять все и сразу, именно дубликаты. Озираясь, как вор – а Червинский и был им – он снял с гвоздя одну из связок и быстро сунул в карман.
Какая же дверь?.. И не стоит ли сперва постучать в нее? Бывший сыщик пошел по коридору – но остановился, услышав шаги. На этаж поднялась прислуга, неся с собой таз с высушенным бельем.
– Простите, не найдется ли у вас лекарства?.. Голова, – попросил он, как и планировал.
Девушка не удивилась – похоже, Червинский был не первым, кто явился наверх без приглашения. Поставила таз на пол, провела к шкафчику – как раз рядом с ключами – достала «лауданум».
– Владимир Александрович не у себя? – неопределенно махнул рукой Червинский в сторону коридора, глотнув настойку. – Он просил вернуть ему книгу…
Черт! Что он творит?! Нужно же сперва хотя бы обдумать!
– Кажется, был. Барыня с детьми на именины уехали, а молодой барин хворает. Вы не стучались?
Прислуга быстро подошла к третьей справа двери, стукнула. – Владимир Саныч!
Сердце колотилось. Однако, к счастью для сыщика, никто не отозвался.
– Может, спит? А во флигеле не смотрели? Он там фотографии печатает.
Червинский поблагодарил и едва ли не бегом бросился вниз. Как попасть из дома во внутренний двор, он не знал, так что просто вышел на улицу и перемахнул через забор.
В глубине – флигель с наглухо закрытыми окнами. Работа со снимками требует темноты, а Макарка, даже здоровый – определенно не тот человек, которому стоит верить.
Дверь прикрыта, но осталась щель. Приложив к ней ухо, Червинский услышал чьи-то шаги и еще какие-то звуки – будто что-то переносили или перекладывали.
Плохо, если сейчас тот, кто находился внутри, выйдет, и застанет любопытного незваного гостя. А знакомиться пока не время.
Червинский осмотрел дверь. Она закрывалась на навесной замок – легкая работа для вора. Но сам бывший сыщик нужными навыками не обладал. Ему нипочем не открыть его. Но где взять ключ?
Похоже, придется заглянуть в гости к одному из бывших задержанных. Возможно, за плату он согласится помочь…
***
«Из Думы – на каторгу?»
Хороший вышел заголовок. И снимок под ним будет не хуже – растерянного Сиротина выводят из дома сыщики. Соловей, правда, останется недоволен: он просил, чтобы его лицо в газете не появлялось. С другой стороны, что тут плохого? Он просто выполнял свои обязанности. И горожане счастливы. Настолько, что полицейские пешком сопровождали автомобиль с задержанным до участка. А то – как бы чего не вышло…